А сын был журналистом. Фотографом в одной газете.

Один раз он поехал в командировку в город Вязники Владимирской области. И привез оттуда жену. В смысле, невесту. Ткачиху девятнадцати лет. Потому что они делали материал о передовых работницах текстильной промышленности.

Вот так взял и привез.

Поздно вечером открыл дверь своим ключом, втащил в прихожую большой кривобокий чемодан и сказал: «Лен, заходи давай!» И объяснил своим маме с папой, что это его жена. В смысле, невеста.

Лена была очень хорошенькая. Просто красавица. Но ужслишком простенькая, как сказала сыну мать, пока будущая невестка принимала душ.

Сын на это сказал:

– Ничего. Вы обязательно подружитесь.

Мать поджала губы. Она не собиралась дружить с юной ткачихой. И вообще она была уверена, что это ненадолго. В крайнем случае на неделю. У ее мальчика уже были такие приключения. Раза четыре. Или шесть. Потом жена-невеста исчезала, а он говорил: «Мама, как ты была права!»

Она хотела было напомнить об этом, но он поцеловал ее в щеку и ушел в свою комнату. Тем более что Лена уже вышла из ванной и позвала его.

Утром мать зашла на кухню.

Лена возилась у плиты. Сквозь тонкий халатик видна была ее яблочная попка. Матери стало горько, и она сказала своим низким голосом:

– Деточка! Чай надо наливать в чайные чашки, а не в кофейные.

Лена застыла, не оборачиваясь.

– Деточка, ты меня слышишь? – повторила мама.

Лена обернулась. В руке у нее была скалка.

– Ну ты, вша, – сказала она. (Не вошь, а именно вша.) – Не нарывайся.

Мать ахнула, выскочила из кухни и наткнулась на своего сына.

– Она сказала мне «вша»! – закричала она. – Не «вошь», а именно «вша»! Я же тебе говорила!

Сын шагнул в кухню, побыл там совсем недолго и вышел.

– Мама! – сказал он. – Ты ослышалась. Лена сказала: «Садитесь, я вам чаю налью. Идем, идем, а то чай остынет!»

И стали они жить-поживать и добра наживать.

реальный комментарий к предыдущему

Отдельные молодые читатели спрашивают: а что такого крутого в черной «Волге»? Для них черная «Волга» – это разбитое дребезжащее левое такси. Почему начальник ездит на этом рыдване, а не на «Мерседесе»?

Конечно, таких вот внеисторических молодых людей очень мало.

Но и они заслуживают уважительного разговора.

Итак. О черных «Волгах».

Молодому жителю России не худо бы знать, что в СССР (даже в Москве) до середины 1980-х было ну очень мало иномарок. Полпроцента, наверное. Или даже меньше. Умоляю не придираться к цифре. Но очень, очень мало. Они были сразу видны в потоке машин и на парковке тоже. В основном это были машины посольств и торгпредств. Иномарки в личном пользовании были у отдельных знаменитостей.

Чиновники ездили на отечественных автомобилях.

Самые главные (члены и кандидаты в члены Политбюро) – на больших (длинных, семиместных) ЗИЛах. Секретари ЦК, не являющиеся членами и кандидатами в члены ПБ, – на малых (коротких, пятиместных) ЗИЛах. Министры, вице-премьеры, заведующие отделами ЦК, первые секретари обкомов партии и приравненные к ним лица (напр., главный редактор «Правды», начальник Четвертого Главного Управления Минздрава СССР – то есть главный кремлевский врач) – на «чайках». Остальное начальство – на черных «Волгах». Включая замминистров, директоров крупных НИИ, секретарей обкомов, генералов…

Белые, серые и иные «Волги» продавались свободно – настолько свободно, насколько легко и просто в СССР было купить машину. По факту ими владели продвинутые товарищи. А простой народ ездил на «Жигулях», «Москвичах» и «Запорожцах».

Конечно, кто-то мог купить черную «Волгу». Чаще всего – списанную из государственного автохозяйства.

Но черная «Волга» и «Волга» черного цвета… Почувствуйте разницу!

На черной «Волге» вдобавок стоял номер специальной серии, и это было видно за версту. В Москве это были серии МОС, ММК, МКА (ну и какие-то еще, наверное). В областях и союзных республиках начальственный номер часто начинался с двух нулей. Типа «00–34». Было среди областного начальства такое присловье: «Может, ты еще черную „Волгу“ с двумя нулями хочешь?» То есть мужик совсем обнаглел, раскатал губу на высшие ступени власти.

Естественно, к черной «Волге» полагался водитель. Эти машины делились на «служебные» (на работу, с работы и по делам) и «персональные» (целый день, а то и круглые сутки в распоряжении).

Итак, черная «Волга» – это символ, визитная карточка власти. Фраза «он теперь на черной „Волге“ ездит» означала «он теперь ой-ой-ой, большой начальник».

Всё это было, еще раз повторяю, до середины 1980-х.

этнография и антропология

Разговор зашел о ненависти: о чем еще говорить в почти совсем женской компании после фляги болгарского вина «Гамза»? Было такое красное винцо в полуторалитровых оплетенных бутылях, потому-то я и сказал фляга. Было еще полбутылки коньяка «Плиска», тоже болгарского. Ну, неважно.

Кто-то сказал, что ненавидит начальницу, кто-то – свекровь, кто-то – родную сестру. Ну, остальное по мелочи – соседи, таксисты, советская власть.

Дело, как вы понимаете, происходило в конце семидесятых.

– Ненавижу этих, международных обозревателей, – вдруг сказала одна моя знакомая, Анюта ее звали.

– Почему? – удивился я, так как сидел рядом.

– По кочану, – ответила Анюта, потянулась за сумочкой и вытащила пачку «Явы» за тридцать. Я заметил, что сигареты у нее в пачке перевернуты, переложены фильтрами вниз, табаком вверх.

– Ишь, – сказал я.

– Так скорее просыхают, – объяснила она; тогда была мода высушивать сигареты до хруста. – Вот понимаешь, работа кончается в шесть. Вроде не поздно. Но контора наша на Преображенке, а живу я на Стане. Спасибо, одна пересадка. Ну, ладно. От работы до метро пилить двадцать минут пешком, это если дворами. Или на автобусе, но получается не меньше, потому что его надо ждать, а потом в него влезть. Иногда три пропустишь, плюнешь и пешком пойдешь. Еще вопрос: в магазин идти сейчас, у работы? Или уже у себя, ближе к дому? Если у работы, то переть две сумки час на метро и потом семь остановок на автобусе. Если у себя, то творог кончится, и фарш тоже кончится, у нас в полседьмого уже голые прилавки. Одна картошка и свекла пополам с грязью. Значит, надо здесь брать. Кроме овощей, конечно. Отстоишь четыре очереди, потом в метро стоишь всю дорогу. Потом опять в автобус залезть. Семь остановок. Приехали. Спасибо, рядом овощной. Нагрузишь третью сумку. До дома надо идти дворами, опять же. Темно. Там в одном месте мостки, я сколько раз на них ногу подвертывала. Ладно. Вошла в дом, еду в холодильник пошвыряла, пакеты простирнула, над раковиной повесила сушить. Перевела дух.