Прокатившаяся по стране в конце 1990-х – начале 2000-х годов волна террористических преступлений имела в Северной Осетии и специфику, и предысторию. В результате эффективных, слаженных действий силовиков были выявлены все исполнители террористических актов в республике. Они понесли заслуженное наказание. Не ушли от законного возмездия и ответственные за террористический акт на Центральном рынке Владикавказа 19 марта 1999 года. В 2002 году были задержаны четыре жителя поселка Карца, среди которых, как впоследствии было доказано в суде, оказались организатор и исполнители этого злодейского преступления. Главаря банды А. Цурова суд приговорил к пожизненному заключению, трех других – М. Темирбиева, У. Ханиева и А. Хутиева – к срокам от 10 до 23 лет в колонии строгого режима.

Даже после таких кровавых преступлений отдельные чиновники, депутаты и «специалисты» по межнациональным отношениям, прибывающие на Северный Кавказ, продолжали повторять штампованные заявления о том, что преступление не имеет национальности, вместо того чтобы дать событиям нужную политическую оценку и действовать в интересах искоренения опасных для общества установок террористических групп и их главарей. Получалось так, что преступник не имеет национальности, но порой – имеет. Требования упредить возможные преступления путем усиления контроля на административной границе встречали многочисленные, часто демагогические возражения в связи с якобы нарушением Конституции и принципа свободы передвижения. Такой подход с юридической точки зрения никто не оспаривал. Мы указывали на сохраняющуюся террористическую и криминальную опасность и требовали адекватных мер контроля за передвижением транспорта и перевозимых грузов.

Трагедия заключалась в том, что теракты, с которыми столкнулись Северная Осетия и другие регионы Северного Кавказа, не были оценены вовремя как общероссийская угроза. Ни по масштабам, ни по характеру и продолжительности борьбы с ней.

Но уроки извлекать надо. Каждый политик стремится к тому, чтобы в минуты серьезных испытаний народ становился монолитным, единым, способным отвечать на вызовы времени. Понимание этой задачи имеет колоссальное – побеждающее и защищающее народ – значение. Поэтому использование таких сложных периодов в политических интересах группы людей или отдельных личностей с карьеристскими или эгоистическими наклонностями следует расценивать как предательство.

В первые годы своего президентства я понимал, что следует особые усилия направлять на упреждение деструктивных тенденций и стихийного развития событий, которые могли бы ослабить внутреннюю сплоченность людей. Общественный разброд отвечал бы целям криминальных группировок и экстремистов, действующих на Северном Кавказе. Их особенно устраивало поощрение протестных настроений против республиканской власти. Делалось это для того, чтобы отвлечь власть и правоохранителей от борьбы против криминала.

В какие-то моменты складывалось впечатление, что частью моих земляков овладевает синдром 1981 года. Тогда удалось использовать чрезвычайные обстоятельства и стихийный протест людей для отстранения от руководства тогдашнего первого секретаря обкома партии. Массовые выступления дали повод ЦК КПСС подвести идеологическую базу для того чтобы приписать именно республиканскому руководству провалы в национальной политике, изобразить саму республиканскую власть в качестве причины неурядиц.

Иногда спрашивают, когда было руководителю легче работать? Тогда, в советскую эпоху, или в новое, штормовое девятибалльное время? Сложно бывает всегда. Но скорее всего, мои старшие товарищи по государственной и политической работе согласятся, что годы на рубеже веков для Кавказа были чрезвычайными.

Приведу один пример. Осенью 1998 года взрывоопасная обстановка возникла в одном из самых крупных населенных пунктов Пригородного района, в осетинском селе Сунжа, где ночью в результате очередной вылазки преступной террористической группы были убиты пять мирных граждан. Возмущенные жители села, взяв тела погибших, решили направиться в столицу республики и устроить митинг, который мог привести к непредсказуемым последствиям, возможно, даже повторить октябрьский 1981 года сценарий. В «походе» на Владикавказ готовились принять участие тысячи людей. У меня было два варианта действий: ждать развития событий или немедленно прибыть на место.

Был уже поздний вечер, десять или половина одиннадцатого. Незамедлительно вместе с министром внутренних дел Казбеком Дзантиевым, секретарем Совета безопасности Юрием Бзаевым, заместителем председателя правительства Георгием Джигкаевым и мэром Владикавказа Михаилом Шаталовым мы выехали в Пригородный район. По пути к нам присоединился глава администрации Пригородного района Павел Тедеев.

На окраину Сунжи прибыли, когда там уже начало формироваться протестное шествие. Предложили собравшимся воздержаться от похода на Владикавказ и обсудить проблему безопасности приграничных сел непосредственно в районе. Пообещали, что разговор со стороны властей будет открытым и честным. Для меня была важна позиция Павла Тедеева, который обладал богатым жизненным опытом, хорошо знал обстановку в районе. Он тоже считал, что нельзя допускать стихийного развития событий и допустить перенос протестных выступлений в столицу республики. Тем более что среди огромного числа людей были провокаторы, призывавшие – трусливо, но очень рискованно для себя – «нанести удары» (разумеется, не кулаками, а чем-то посерьезней) стоявшим в группе митингующих руководителям республики. Меня это не испугало. Прошел за годы работы и пребывания в разных уголках мира и не такое. Происходящее скорее удивило. Как же так…

С трудом, но удалось договориться, что через пятнадцать-двадцать минут все подойдут к зданию районной администрации. Вскоре здесь собралось около пяти тысяч человек, и почти до трех часов ночи шел долгий, сложный, но необходимый разговор. Люди поставили перед правоохранительными органами ясные вопросы. В свою очередь, мы определили направления, по которым будут приниматься дополнительные меры по обеспечению правопорядка и безопасности на приграничных территориях. Так удалось избежать превращения произошедшей трагедии в фактор внутриполитической борьбы, предотвратить угрозу дестабилизации общества. Уверен, что если бы руководитель республики не поехал сам на место, то собравшиеся двинулись бы к зданию правительства и мог бы повториться октябрь 1981 года.

Думаю, все сказанное не оставляет сомнений, что для эффективного противодействия угрозам безопасности необходим тесный контакт между властью и обществом. Единство власти и народа – необходимое условие, не позволяющее страстям выливаться в саморазрушение.

Общественные страсти не должны превращаться в инструмент политического давления внутри республики. Когда появляется угроза целому народу, надо забыть об амбициях и личных обидах, осознать свою ответственность и отличать главные ценности от преходящих, чтобы не попасть в плен собственного самолюбия.

Важнейшая роль в борьбе с организованной преступностью, политическим экстремизмом и террористическими преступлениями принадлежит, безусловно, Федеральной службе безопасности. Я не могу с профессиональной точностью охарактеризовать образ людей, которые работали в годы моего руководства республикой в спецслужбах, но могу сказать, что наибольшей эффективности в выявлении преступников, причастных к похищениям людей, к совершению терактов мы достигли в период, когда республиканское управление ФСБ возглавлял генерал Н.Н. Бритвин. Под началом Бритвина шла систематическая скоординированная работа. Компанейщины не было, но была воля, был системный подход, и фактически все крупные преступления были раскрыты, лица, совершившие теракты и похищения, понесли заслуженное наказание, а число заложников свелось к минимуму. Деятельность Бритвина всегда была высокопрофессиональной, что проявлялось и в подборе кадров, и в организации работы различных подразделений, и в высоком уровне взаимодействия с местными органами власти. Бритвину я мог прямо высказать любую свою точку зрения, обоснованно рассчитывая на конструктивный диалог и понимание того, что мы оба государственные люди и интерес у нас один – обеспечение стабильности и безопасности в республике. Но довериться в полной мере его преемникам я не мог. У меня возникло серьезное сомнение в понимании этими людьми сути их миссии в республике.