* * *

Падение Измаила все же не оказало желаемого действия на Порту. Подстрекаемый все теми же супостатами – Пруссией и Англией – султан упорствовал, и Екатерина повелела Потемкину перенести военные действия за Дунай для решительного поражения Турции. Однако Потемкин, опасаясь потерять свое влияние при дворе, выехал в феврале 1791 года в Петербург, сдав армию Репнину.

Князь Репнин решил действовать безотлагательно и уже в апреле выслал отряды Голицына и Кутузова в Добруджу, где они произвели удачный поиск. План русского главнокомандующего заключался в переправе главных сил под Галацем и в производстве демонстрации от Измаила.

Демонстрация поручена Кутузову, действовавшему искусно и разбившему у Бабадача 20 000 турок. Сам Репнин, имея 60 000, двинулся к Галацу и узнал, что у Мачина (против Галаца) стоит до 30 000 турок, а 80 000 с визирем находятся еще на марше от Гирсова к Мачину.

Репнин переправился через Дунай и 28 июня на рассвете атаковал турок, усилившихся до 80 000 (сам визирь к бою не поспел). Турецкая армия была разгромлена и бежала к Гирсову. У Репнина в Мачинском сражении участвовало 30 000 при 78 орудиях в составе трех корпусов (Голицына, Кутузова и Волконского). Трофеями были 35 орудий, 2 лагеря и обозы. Урон неприятеля – до 4000 человек, наши потери не превышали 600 человек.

Поражение под Мачином побудило Порту вступить в мирные переговоры. Однако турки всячески затягивали их, все еще надеясь на успехи своего флота. Тогда императрица повелела адмиралу Ушакову выступить из Севастополя со всем Черноморским флотом и разбить Капудан-пашу. Это состоялось 31 июля у Калиакрии.

Опасаясь за Константинополь, султан приказал визирю кончать скорее. Мир был подписан в Яссах 29 декабря, не застав уже в живых Потемкина. Порта подтверждала условия Кючук-Кайнарджийского договора, отказывалась от каких-либо претензий на Крым и уступала России Кубань и Новороссию с Очаковом (всю территорию от Буга до Днестра). Кроме того, было условлено, что господари Молдавии и Валахии будут назначаться на семь лет и не сменяться без согласия России.

* * *

В этой Второй Турецкой войне Екатерины особенно примечателен ее затяжной характер. Две великие державы целых четыре года ведут войну с третьей державой более слабого ранга. И одна из этих великих держав-союзниц выбывает из строя. Это – Австрия, жертва своей обычной рутины, за которую она уже жестоко поплатилась в Семилетнюю войну и еще жесточе поплатится в наступающих войнах с Республикой и Империей.

«Греческому прожекту» Потемкина не суждено было осуществиться. Виноват в этом, главным образом, сам светлейший князь. В эту войну духовные его силы были явно на ущербе (чувствовал, что влияние его в Петербурге уменьшается с каждым днем), физические силы начинали сдавать. Эти обстоятельства и способствовали возникновению той вялости и апатии, которыми характеризуется полководчество Потемкина.

Душой Потемкин был не столько в армии, сколько в Петербурге – частые его поездки туда достаточно это показывают. В 1791 году он вообще бросил армию, и в его отсутствие Репнин одержал решительную победу при Мачине. Ценности времени для Потемкина не существовало, в то время как в ту эпоху кампанию открывали обычно в апреле, он приступил к действиям: в 1788 году лишь в середине июня, в 1789 году в середине июля, а в 1790 году только в октябре!

Бесспорно, при более энергичных действиях вся война могла бы состоять из двух кампаний – овладения Очаковом и Бендерами в 1788 году и переноса военных действий за Дунай в 1789 году. Трагизм Потемкина заключался в том, что в силу своего положения в стране и при дворе он не допускал того, чтобы кто-либо, кроме него, мог командовать армией. Будучи облечен всей полнотой власти, которая когда-либо давалась главнокомандующему, которой не имели Салтыков и Румянцев и не будут иметь Суворов и Кутузов, Потемкин так и не использовал своих возможностей.

Сам он, гениальный политик и организатор, совершенно был лишен каких-либо полководческих дарований и сознавал это, но в то же время (и здесь проявились в полной мере его отрицательные качества «временщика») завидовал своим более даровитым в этом отношении подчиненным. Нежелание его воспользоваться рымникской победой – особенно наглядное тому доказательство.

Все же, когда под Измаилом случилась неустойка, сказался государственный ум Потемкина, его инстинктивное стремление иметь «подходящих людей на подходящем месте». Он не поколебался вызвать туда своего очаковского недруга Суворова и дал ему самые обширные полномочия («отступить, если найдет нужным»). А когда Измаил был взят, то настоял, чтобы Суворова не наградили, – зависть опять взяла верх. И победитель Измаила смог получить фельдмаршальский жезл лишь четыре года спустя и под стенами другой крепости.

Героем этой войны является Суворов. Его деятельность в 1787–1789 годы имеет поразительное сходство с деятельностью Скобелева девяносто лет спустя. Кинбурн повторится под Ловчей, Рымник под Шейновом. Тернии нудной очаковской осады будут уготованы Скобелеву под Плевной – и не вина героя, что «Третья Плевна» не станет его Измаилом…

«Кинбурнская коса вскрыла первые чудеса». За ней последовали Фокшаны, Рымник, Измаил. Уже две прежние войны – Столовичи, Туртукай, Козлуджа – доставили Суворову известность, Фокшаны и Рымник прославили его, а Измаил сделал имя его легендарным…

Кончина Екатерины II только одним месяцем упредила кончину фельдмаршала и произвела на него глубокое впечатление. Монархиня признала его достоинство, открыла ему поприще для действия, осыпала его милостями и удостоила своего уважения и доверия[197]. Ее кончина была обыкновенным предметом его последних бесед.