Император неспешно поднялся на ноги. Вытянул из ножен саблю, взятую в какой-то из стычек, он не помнил в какой, и не помнил, кто был владельцем оружия, но сабля была славная. Из хорошей стали. Сразу пришлась по руке. Напомнила далекие, страшно далекие времена жизни в Великой Степи…

Сунув трубку в кисет, Эльрик спрыгнул на дорогу.

Высокий, но вооруженный длинным мечом воин обернулся к нему, даже не потрудившись обнажить клинок. И де Фокс застыл растерянно, разом позабыв о том, что в этих краях есть только враги. Готовность к бою, уверенность в себе, радость от того, что путь к цели почти завершен, – все это исчезло, ушло, сгинуло, оставив звонкую пустоту.

На дороге перед ним, гордо вскинув голову, глядя в лицо мертвыми синими глазами, стоял шефанго.

Первый шефанго, которого увидел Эльрик со времен своего изгнания.

– Гратт геррс, Торанго. – Воин улыбнулся. Сверкнули длинные клыки. – Мы давно ждем тебя.

– Гратт геррс.

– Пойдем. – Воин кивнул на тропинку, огибавшую скалу, уводящую в сторону от дороги к Башне. – Мое имя Хальд. Люди зовут меня Корабелом.

– Мое имя Эльрик. И люди зовут меня Предателем. – Император вложил саблю в ножны. – Куда ты зовешь меня?

– Домой.

– Что?

– Сначала в наш фьорт, а оттуда ты сможешь уйти на Анго.

– Откуда здесь шефанго?

– Мы служим Темному. Мы пришли сюда добровольно, чтобы дождаться его возвращения и помочь ему после.

– Ше тарры? Значит, вы уходите сюда?

– Разумеется. Пойдем же.

Эльрик покачал головой.

Ше тарры. Так называли тех, кто верил, что после смерти попадут в края, где стоит цитадель Темного Бога. Их уважали на Анго. И немного боялись. Как всегда уважают и боятся тех, кто способен отдать себя без остатка Вере.

– Я не могу пойти с тобой, Корабел. Моя цель – там. – Де Фокс показал на Башню.

– Твоя цель недостойна шефанго.

– А это мое дело.

– Эльрик-Предатель. – Хальд нахмурился, глядя на императора. – Твое слово – закон, но не здесь. Не отягощай себя новыми преступлениями, ты сделал уже достаточно. Измена Вере, служба Свету, друзья, которые заслуживают лишь смерти.

– Разве судят у нас за доблесть в бою, неважно, на чьей стороне? И разве карают за верность в дружбе?

– Мы уважаем тебя. – Корабел кивнул все так же хмуро. – Но не простим отступничества.

– Ваше право. Шаххе гратт. – Эльрик отвернулся, и слова ударили в спину:

– Ты не дойдешь, Предатель. Дорога одна, и мы не позволим тебе пройти по ней.

– Как, интересно? – Де Фокс медлил обернуться. – Шефанго не убивают шефанго.

– А зачем нам убивать тебя, император? Ведь и ты не поднимешь меч на свой народ. Если понадобится, мы силой приведем тебя во фьорт. И возможности уйти оттуда у тебя не будет. Никогда. Даже если ты найдешь способ погибнуть.

– А народ поднимешь ты, я правильно понял? – Эльрик вздохнул и, развернувшись, смерил Корабела взглядом. Потом лениво, даже как-то небрежно ударил шефанго в висок. Человека убить можно и меньшим. Хальда отшвырнуло в сторону, и он, бесчувственный, растянулся в пыли.

Шефанго и большим не убить.

– Так-то лучше. – Император поднял своего незадачливого соплеменника. Перетащил поближе к скале. И принялся связывать, используя для этой цели Хальдовы же плащ и ремень, – Измельчали нонче ше тарры, – бормотал он слегка разочарованно.

– Дурак, – ответил Корабел, которому полагалось пробыть без сознания еще минут десять. И ремень вспыхнул в руках де Фокса.

– Тебе не остановить меня, Предатель. Это я остановлю тебя.

Перстень Джэршэ на руке Эльрика тускло зардел, поглощая чужую магию.

Затрещал, расползаясь на части, крепкий кожаный плащ. Хальд вставал на ноги, сплетая из воздуха «ловчую сеть».

Эльрик ушел от первого броска. Принял на перстень второй. Знал, что магией звенит сейчас на всю округу, что любой, кто не чужд Силы, слышит: здесь, под скалой, где сворачивает к морю узкая тропинка, маг шефанго пытается задержать дерзкого пришельца. Слышит. И спешит сюда сам.

Шефанго не убивают шефанго.

Сабля чуть присвистнула, вылетая из ножен. Ей, сабле, было не привыкать к крови. Алая или черная – не все ли равно?

А руки сами повели-направили узкое лезвие, сами, привыкнув к убийству больше, чем к дружеским поединкам.

И Эльрик не ужаснулся содеянному.

Шефанго не убивают шефанго. Шефанго много чего не делают из того, что уже сделал и еще сделает их император.

Скалы не рухнули. И не раскололось небо, осыпаясь в море прозрачными льдистыми осколками. И оружие не повернулось в руках, чтобы поразить за преступление, неслыханное, невероятное, невозможное.

Птицы продолжали петь, словно не случилось ничего, словно не было бесконечного мгновения убийства, словно не нарушены заповеди и не попраны законы.

Эльрик бросил саблю в ножны. И пошел к Башне, оставив за спиной обезглавленное тело.

Ну вот я и выбрал. Выбрал и подписался, и право же, лучше бы я подписался собственной кровью, собственной жизнью, чем вот так…

Не люблю выбирать.

С того самого первого выбора не люблю.

Но ведь никуда от этого не деться.

Либо Меч и Свет. Либо Тьма, справедливая, могущественная и – отказ от Пути. Отказ от Оружия. Оружия, которое лежало заточенное где-то в недрах башни-иглы. Оружия, которое лежало бесполезное и ненужное уже сотни веков.

Предательство.

Нарушение законов.

Самых важных законов.

Тех, которые не смеет отменить даже император.

Не смеет.

Запертые двери уже не были преградой. Магией были пропитаны эти места. И магия бушевала во мне. Сила сметала все на своем пути, снимала блоки, будила знания, которых не было никогда и не могло быть.

Я знаю, откуда это пришло.

Райяз Харрул, Постигший Тайное, действительно вложил в «Прорицание» знания и могущество, свое и своих предшественников.

И это стало моим. И не было больше преград.

Эй, Величайшие! Как промахнулись вы, наделяя меня своим Даром! Могли ли вы предположить, что случится такое?! Не могли. И я не мог. А ведь случилось.

Сила. Магия. Вихрь. Ураган.

Всемогущество…

Я исчез туда, откуда несло Тьмой. И возник в коридоре. Широком. Светлом. Изузоренном резьбой по черному камню.

Чувствуя себя последним подонком, толкнул без стука дверь, возле которой оказался. Хисстар, что сидел там в глубоком кресле перед камином, с тяжелой книгой в руках, поднял рассеянно глаза.