Внизу, на «арене», располагался огромный круглый стол, вырубленный из какого-то темного камня. Вокруг него стояли богато изукрашенные кресла, а в середине полированной каменной столешницы белел врезанный туда диск из более светлого материала. Центр диска занимал символ, уже знакомый Трэвису по занятиям с Фолкеном. То был Вар — руна мира.

Он коснулся локтя сидящего рядом Бельтана и прошептал:

— Спасибо, что не дал меня в обиду.

— Благородство определяется не только и не столько тем, чья кровь течет в твоих жилах, — тоже шепотом, не поворачивая головы, ответил рыцарь и неожиданно ухмыльнулся. — Вдобавок я просто не мог отказать себе в удовольствии пощипать перышки тому надутому индюку-капитану.

Трэвис выдавил из себя ответную улыбку. Хотя ему самому было не до смеха, он радовался за друга, вроде бы сумевшего) преодолеть вчерашний приступ черной меланхолии. Правда, не до конца. Или ему показалось? Как бы то ни было, сегодня Бельтан выглядел иначе. Более строго, более серьезно. Трудно сказать почему: быть может, сказалась перемена одежды — туника, кольчуга и пропыленный плащ уступили место роскошному, но без излишеств костюму зеленого бархата — или то обстоятельство, что рыцарь сбрил бороду, оставив лишь узенькую полоску золотистых усов, прикрывающих верхнюю губу и плавно спускающихся вниз к подбородку мимо уголков рта.

Внимание Трэвиса вновь отвлеклось на обстановку в зале. Скользнув взглядом по площадке внизу, он внезапно нахмурился и наклонился к уху Бельтана:

— Послушай, в чем дело? Мне говорили, что в Фаленгарте всего семь доминионов.

— Семь, — подтвердил рыцарь.

— Почему же тогда за столом восемь кресел?

— Восьмое предназначено королю Малакора. Трэвиса его ответ поверг в еще большее недоумение.

— Малакора? Но Фолкен говорил, что Малакор пал много веков тому назад!

— Верно. Прошло более семи столетий с тех пор, как на Серебряном троне Малакора восседал законный король. И почти столько же минуло с того дня, когда Малакор окончательно обезлюдел. Ныне никто уже не обитает в пределах его былых границ.

Трэвис озадаченно поскреб ногтями бороду.

— Семьсот лет, говоришь? Немалый срок, чтобы столько времени держать вакантным место за столом! Бельтан рассмеялся:

— Ты прав, но такова традиция. В доминионах свято чтут память о Малакоре, в то же время считая себя законными наследниками его славы и могущества и тщась когда-нибудь превзойти блеском и богатством великих властителей безвозвратно ушедших времен. Потому и держат за столом Совета пустующее кресло — отчасти в память о великом прошлом, отчасти в надежде вновь обрести былое величие, но главным образом, я полагаю, как что-то вроде приносящего удачу талисмана.

Трэвис с интересом оглядел восьмое кресло, стоявшее на особицу от других. По внешнему виду оно почти не отличалось от других, будучи изготовлено из такого же светлого, с серебристым оттенком дерева, украшено искусной резьбой и инкрустировано самоцветными камнями, но контуры его показались Трэвису более строгими и четко очерченными, а кожа обивки не столь потертой и потускневшей, как на остальных. Впрочем, последнее обстоятельство легко объяснялось тем, что за истекшие семь веков им вряд ли кто-нибудь пользовался. Он припомнил, что однажды уже видел очень похожее кресло — в «Обители Мага», в потайном кабинете, где Джек держал самые ценные экспонаты своей коллекции.

— И что, все семьсот лет оно так и простояло пустым?

— Существует старинная легенда о наложенном на него одной колдуньей заклятии. Легенда гласит, что любой, кто осмелится сесть в это кресло, не будучи законным наследником малакорского престола, в тот же миг умрет.

Трэвис недовольно глянул на рыцаря.

— Ты не ответил на мой вопрос, Бельтан. Тот равнодушно пожал плечами:

— Честно говоря, я не больно верю в колдуний и их заклятия, но не думаю, что найдется глупец, который рискнет посидеть в кресле владыки Малакора, чтобы проверить достоверность легенды на собственной шкуре. Не верю и тому — несмотря на неоднократные туманные намеки Фолкена, — что когда-нибудь объявится законный претендент. Что ни говори, а дураков на свете куда больше, чем потомков Малакорского королевского дома.

На последнее утверждение рыцаря у Трэвиса возражений не возникло.

Перекрывая людской гомон, чисто и звонко затрубили трубы герольдов. Голоса мгновенно умолкли. Все встали, приветствуя входящих в зал королей и королев Семи доминионов. Бельтан наклонился к Трэвису и шепотом на ухо называл ему имена монархов, по мере того как те спускались вниз и приближались к круглому столу.

Возглавляла процессию королева Эминда Эриданская, в чьей манере держаться проявлялось больше спеси, нежели подлинного королевского величия. За ней выступал Лизандир, правитель Брелегонда, — коротышка, до того расфуфыренный и разряженный в усыпанные драгоценностями и отливающие всеми цветами радуги пышные одежды, что казалось, будто главный здесь костюм, а человечек внутри него выступает всего лишь в роли вешалки. Третьим шел высокий и невероятно худой мужчина с глубоко запавшими глазницами и унылой аскетической физиономией, которого Бельтан представил как Соррина, короля Эмбара. За ним семенил жизнерадостный старикашка с лицом сатира и хитрыми маслеными глазенками — Персард Перридонский. Пятым спустился к столу молодой монарх Голта, которого, по словам Бельтана, звали Кайларом. Примечательно, что Кайлар, едва войдя в зал, тут же растянулся во весь рост, зацепившись носком сапога за складку в ковре, образовавшуюся, судя по всему, как раз в тот момент, когда он на него ступил. Лорд Олрейн, стоявший поблизости, ринулся на выручку, но Кайлар успел подняться сам, без посторонней помощи, и небрежно помахал рукой в знак того, что не пострадал. По залу прокатился единодушный вздох облегчения.

Облегчение сменилось столь же единодушным восхищением, когда по ступеням начала спускаться потрясающе красивая женщина — столь же ослепительная, как отразившийся во льду солнечный луч. Широко раскрытыми глазами Трэвис завороженно следил, как Иволейна Толорийская словно плывет по воздуху к своему месту за столом Совета. Платье ее таинственно мерцало переливами звездного света, играющего в осененном вечерними сумерками снежном покрове. В роскошных волосах сияли крупные бриллианты.

Замыкающий процессию король Бореас выглядел полной противоположностью эфемерной королеве Толории. Больше всего он походил на свирепого дикого быка, казалось, готового в любой миг нагнуть голову и с утробным ревом наброситься на окружающих. Впрочем, следует отдать ему должное: повелитель Кейлавана, несмотря на свирепый вид, являл собой редкостный образец мужской красоты и нисколько не уступал врожденным благородством и величием самой Иволейне. От него исходили ощутимые даже на расстоянии столь мощные токи животного магнетизма, что Трэвису почудилось: прикажи ему сейчас Бореас — и он, не рассуждая, исполнит любое его повеление. С другой стороны, с таким телосложением несложно добиться беспрекословного повиновения и не прибегая к внушению.