К моменту ареста Марка у ФБР не было варианта к затяжной разработке: девять лет кто-то (неизвестно кто именно) резиденствовал в Нью-Йорке, прошло почти два месяца, пока вышли на него. На него ли? Свихнуться можно. Вик прибыл на новое место службы 20 октября 1952 года, Ханна присоединилась к нему в 1953 году. На родине у него осталась семья: жена и сын. Он уже их предал. Каково им было? Недаром Донован на суде говорил с адвокатской въедливостью: как можно вообще верить этому двоеженцу?

Первые одиннадцать месяцев Вик вообще ничего не делал, «входил в образ», так сказать. Затем два с половиной года Марк с Виком время от времени встречались, Вик исполнял отдельные поручения шефа. Но все это из-под палки. Английский он знал плохо, учить его не хотел, присвоил казенные деньги, буянил дома, бил молодую жену, даже полиция являлась по вызову соседей. По пьяному делу у него отобрали водительские права. Короче, все точно так же, как в Карелии, разве что в партком жена или соседи не обращались. Марк сообщал о художествах своего ведомого, и в Центре наверняка уже стали точить кинжалы, в предвкушении встречи с хитрым двоеженцем.

Далее хронология предательства по дням. 24 апреля 1957 года он отплывает в Европу. Отпуск! 1 мая встречается с сотрудником резидентуры в Париже. 2 мая — визуальный контакт с другим сотрудником, состоявшийся факт которого означал, что на следующий день, т. е. 3 мая, он отправится в Западный Берлин, перейдет в Восточный и далее — в Москву. Естественно, что из Парижа в Москву идет шифром: «Все в порядке». Но… 3 мая Вик ныряет в американское посольство в Париже, предает полковника Марка, других установочных данных у него, слава богу, нет. Правда, он примерно знает дом, где тот проживает. Марк куда-то в том микрорайончике заходил, а Вик ждал его на улице, и, получив из рук в руки фотоматериалы, они расстались. Марк не верил ему не только, как говорят наполовину, но на одну сотую долю. После своего визита в американскую резидентуру Вик пробыл в Париже еще три недели, т. е. плюс 21 день (выходит, до 25 мая). Затем был вывезен на американском военном самолете в США. Американцам нужно было время для проверки информации от Вика, для сбора данных о нем самом, в частности об обстоятельствах его въезда в США, а также попытаться определить квартиру Марка, исходя из ориентировки предателя. Они вычислили предполагаемый объект: Эмиль Голдфус, владелец студии в доме № 252 по Фултон-стрит. Но… там никого не было. Организовали круглосуточное наблюдение за районом и домом. От жильцов узнали, что хозяин уехал куда-то в конце апреля, т. е. почти одновременно с Виком.

Да, так и было. Марк после отправки своих тревожных сообщений в Центр получил совет выехать куда-нибудь на юг и быть готовым к тому, чтобы покинуть США. Он пробыл 18 дней во Флориде, получил известие, что с Виком в Париже все в порядке, с ним встречались. Марк успокоился, вернулся 17 мая в Нью-Йорк, поселился в отеле «Латам» под фамилией Коллинз, но в студию не ходил, выжидал.

Исходя из точных дат видно, что между неприбытием Вика в Восточный Берлин и в Москву (будем считать с щедрым резервом: до 7–9 мая и от этих дат далее) прошло еще две с половиной недели. Но сигнала крайней опасности (мол, уходи, не появляйся в Нью-Йорке), например в виде невинного условного объявления в определенной американской газете, которую Марк обязан был читать по утрам или в иной форме, Абель не получил. И это ЧП, провал, публично ни один начальник в Центре не признал. С другой стороны Центр знал, что Марк во Флориде, но исчезновение Вика должно было превалировать в посылке сигнала опасности. Очевидно, в глобальном виде сигнал не был отработан. Приходится только сожалеть, что оперативного предвидения и прогнозирования (в связи с негативным поведением Вика в США и с его отказом прибыть в Москву), в Центре не хватило. Речь, повторяю, шла об исчезновении не на две-три недели! Вик предполагал и боялся, что за все его похождения и прегрешения (а их, наверняка, было еще больше, чем знал Марк, который не мог не сказать об известном ему, когда был в отпуске в 1955 году в Москве) с него в Центре спустят шкуру. Времена, когда ему грозили пальцем за внеплановую женитьбу в Финляндии и говорили: «Ах, шалопай, да ты еще и шалун», прошли. И Центр знал, что Вик знает о возможном откомандировании в родную Карелию, а следовательно, возможны варианты, в том числе и бегство, но… контрразведывательного опыта для оценки парижского или западноберлинского исчезновения собственного сотрудника явно не хватило. Доминировало русское «авось»: авось найдется, авось «загулял, загулял парень молодой», авось убит уголовниками (при изменах, исчезновениях за рубежом на них грешили прежде всего, а в Индии — еще и на крокодилов, упал в реку — сожрали) и т. п.

…Нашелся для Москвы Вик позже, когда 28 мая в Нью-Йорке обнаружили Марка. Агенты ФБР зафиксировали мужчину, по приметам похожего на «полковника Марка», сидевшего на скамье рядом с домом № 252 по Фултон-стрит. Но… тот посидел, поднялся и ушел, его потеряли. Проколы бывают в наружном наблюдении не только у нас. В этом и техника ухода разведчика — не ты исчез, а тебя прозевали. Наблюдение продолжилось. И только 20 июня 1957 года, около 22 часов в окне студии загорелся на короткое время свет: Марк искал оброненную в темноте фотопленку. Он пришел, чтобы забрать хранившиеся там шпионские принадлежности, в темной соломенной шляпе с белой лентой. Нашел что надеть! Равно закладка радиомаяка! Его сопроводили, секретно сфотографировали, довели до отеля «Латам», установили личность. Фотографию показали предателю, он авторитетно промямлил: «Вы нашли его, это Марк». На следующее утро резидента арестовали…

Прервем анатомию и хронологию еще одного предательства в советской разведке и ареста его героя. В общем-то о Хэйханене сказано почти все, что хотелось. Сейчас речь пойдет об Абеле, но… Я отлично понимаю, что в каждой разведывательной операции, удачной и не очень, за кадром остаются совершенно секретные замыслы, ходы, ситуации, которые навечно сокрыты в предметных досье, лежащих уже в архивах и покрывающихся пылью. Но я никогда не пойму и не оправдаю самыми высшими интересами допустимость ареста Марка почти через два месяца после исчезновения Хэйханена, времени, достаточного для того, чтобы в порядке тревоги послать к Абелю курьера (например, из посольства или консульства в Нью-Йорке), скомандовать резиденту-нелегалу: «Покинуть страну немедленно по такому-то варианту». Надо всегда допускать худшее, если речь идет о спасении человека. До тех пор, пока Хэйханен не был обнаружен живым или мертвым, следовало полагать, что он в плену: наколот наркотиками, схвачен, сдался добровольно, раскололся, дает показания. Не думать же через почти два месяца, что он все едет в далекие края. На телеге что ли? Пушкина ссылали быстрее! Это же абсурд! Если… Если не было здесь сверхсекретного хода: допустить арест Марка-Абеля и этим проверить благонадежность старшего майора госбезопасности, что соответствовало званию генерал-майора Шведа (Орлова), бывшего резидента НКВД в период гражданской войны в Испании, бежавшего от режима Сталина из-за грядущей расправы в 1938 году из этой страны через Францию и Канаду в США и с тех пор спокойно там проживавшего, равно как и после суда над Абелем. Эту версию выдвигает многолетний домашний друг Фишера-Абеля Кирилл Хенкин в своей замечательной, однако не лишенной недостатков книге. Но об этой, на первый взгляд фантастической, версии — позже.[6]