Однако, прежде чем вести меня, сер Луффо зашел в небольшую гардеробную и вынес платье жены. Этот совершенно нелепый наряд из кружев, жемчуга и золотых бусин вызывал куда меньше подозрений, чем грязная мужская одежда, бывшая на мне.

— Женщины постоянно приходят и уходят, — криво усмехнувшись, пояснил Нумаи. — Чезаре каждую ночь совершает новое завоевание. В таком виде солдаты не обратят на тебя внимания и уж точно не заподозрят опасности.

Я заперла сера Луффо в гардеробной — эта игра доставляла ему истинное наслаждение, — быстро переоделась и спрятала растрепанные волосы под одним из шарфов его жены. По счастью, вырез у платья был небольшой, и подвеска в форме сердца оказалась скрыта от посторонних глаз. Я вывернула карманы плаща и переложила мой талисман, девятку мечей, в кармашек платья.

Сер Луффо униженно умолял выпустить его, я отвечала грубыми угрозами, быстро обшарила постель и нашла под подушкой стилет в ножнах. Прежде чем выпустить своего пленника, я спрятала оружие в карман. Нумаи вышел, улыбаясь и сжимая в руке большой медный ключ.

— От покоев господина Чезаре, — самодовольно пояснил он. — То есть моих. Никто не знает, что у меня имеется запасной ключ.

Нумаи предложил, чтобы мы вышли в коридор, обнявшись и я делала бы вид, будто рыдаю у него на плече. Он оказался прав — стражники, охранявшие второй этаж, не обратили на меня никакого внимания. Сер Луффо проводил меня в другую часть палаццо, где в нише была расположена крутая и шаткая лестница для прислуги. Глядя на нее, я поняла, почему солдаты по ней не ходят.

— Когда услышишь мой крик, поднимись на один пролет и поверни направо. Ты узнаешь покои господина Чезаре по креслам, в которых сидят стражники.

С этими словами он робко, как будто извиняясь, поцеловал меня в ухо, а я схватила его нос двумя пальцами и больно выкрутила. Сер Луффо заулыбался.

За ту минуту, пока я ждала, все вокруг меня ожило. Стены начали вздыматься и опадать, словно волны на море, лестница как будто задышала. В углу под потолком паук старательно плел свою сеть, а я наблюдала за этим, благоговея перед такой красотой. В то же время я смеялась про себя, радуясь, что так отчетливо вижу в темноте.

Я знала, что ангел со мной. Воздействие волшебного порошка все усиливалось, сказывалось не только на зрении, но и на остальных чувствах. Я будто распалась на две сущности: земную Дею, трясущуюся от страха перед жестокой смертью, и возвышенную, которая уже преодолела все земные страхи и готова с радостью нестись в потоке судьбы.

— Стража! Стража!

Приглушенный крик сера Луффо — достаточно громкий, чтобы привлечь внимание солдат Чезаре, но не его самого, — раздался с площадки второго этажа на другой стороне палаццо. В тот же миг шаткая черная лестница вздыбилась передо мной. Я вздрогнула, глубоко вдохнула и все равно полезла вверх, хватаясь за перила, а под конец побежала.

Я оказалась на площадке третьего этажа, задохнулась, остановилась в нише и осторожно выглянула в коридор. Как и обещал Нумаи, стражников там не оказалось. Посреди прохода, по бокам от тяжелой двери стояли только два пустых кресла. Я слышала, как Луффо Нумаи кричит внизу, что-то возбужденно объясняет кому-то на другой стороне коридора.

Я поспешно подошла к двери, отперла ее, шагнула внутрь и беззвучно закрыла за собой.

В покоях Чезаре Борджа пахло человеческим и конским потом и порохом. В комнате было темно, но я все прекрасно видела. На большом столе, окруженном стульями, лежала стопка испещренных пометками, развернутых карт, края которых загибались вверх. Рядом лежали на блюде куриные кости, стояли грязные тарелки, несколько полупустых кубков и кувшин с вином. Пропыленные седельные сумки были свалены в кучу на ковре, здесь же валялись смятые бумажки с какими-то схемами, перевернутый стул, сброшенная женская шаль. На оштукатуренной стене у стола виднелись какие-то багровые пятна, как будто кто-то выплеснул на стену вино.

Дверной проем спальни был залит танцующим пламенем камина. Я видела такие роскошные апартаменты только в Ватикане, но мой взгляд был прикован лишь к одному предмету меблировки: огромной, шикарной кровати, стоявшей посреди комнаты, заваленной бархатными подушками и меховыми покрывалами из куницы, леопарда и кролика. Гобеленовый полог с золотой нитью был отдернут, чтобы не задерживать тепло очага.

На подушках сидела, съежившись, женщина, даже девушка лет шестнадцати. Она вжималась спиной в изголовье из красного дерева, крепко обхватив руками колени. На ней была свободная шерстяная рубашка цвета пламени, которая облегала довольно широкие, но красивые плечи, длинные стройные руки и ноги. Девушка оказалась настоящей красавицей с темными волосами, доходившими до пояса, и черными глазами, которыми она отчего-то напомнила мне скорбящую Магдалину. Один глаз сильно заплыл от удара, на нежной шее виднелись красные отметины от пальцев.

Она увидела меня, но не пошевелилась и не заговорила, только безмолвно смотрела, как я приближалась к мужчине, который негромко похрапывал рядом с нею.

Во сне лицо Чезаре было нежным и невинным, на нем не отражалось никаких амбиций и высокомерия. Он лежал на боку, вытянув под одеялом ноги, левая рука была под подушкой, правая свешивалась с края постели. На столике рядом с ним стояли ополовиненный бокал вина, кувшин, заткнутый пробкой, и миниатюрный портрет в толстой золоченой раме. Вероятно, он оказался тут специально, чтобы Чезаре увидел его сразу после пробуждения.

Женщина на портрете показалась мне смутно знакомой. Она была моложе брата, но не такая красивая, поскольку унаследовала скошенный подбородок отца. Не было у нее и черных волос. Она даже не укладывала в прическу свои золотистые длинные узкие локоны, словно никогда не была замужем.

Я оторвала взгляд от портрета, тихонько сняла с шеи золотой медальон, подаренный Катериной, положила на ночной столик рядом с кувшином, из которого вынула пробку, и поглядела на безмолвную девушку.

Она не шевелилась, но дыхание у нее участилось, мне показалось, что в ее встревоженном взгляде проступало одобрение. Рядом с ней возвышался угольно-черный силуэт ангела, но от него не исходило никаких эмоций.

Между нами спал Чезаре, поставив рядом с собой портрет сестры Лукреции. Я поглядела на миловидное лицо герцога Валентино и с невероятной отчетливостью вспомнила, каким умным ребенком он был, как утверждал, что станет королем. Я не забыла, как он заблудился в темноте под садом наслаждений Родриго и рыдал у меня на руках. Девятилетний Чезаре не выносил, когда обижали его сестру, отец выкручивал ему руку, заставляя упасть на колени. Рыдающая Лукреция кинулась к нему, умоляя отца не бить брата.

Тогда юный Чезаре поклялся: «Я убью любого, кто еще раз посмеет обидеть ее!»

Моя решимость начала слабеть. Я отвернулась от лица Борджа, от портрета его сестры и нажала на замок медальона. Золотое сердечко раскрылось, внутри лежала аккуратно сложенная бумажка с кантареллой.

Я еще раньше сняла перчатки и не осмелилась развернуть бумажку — порошок высыплется, и я стану первой жертвой. Я искала, чем бы защитить руки, и тут вспомнила о стилете сера Луффо.