Лора вновь появилась в гостиной, бледная, с покрасневшими веками, и первое, что она сделала, — склонившись к мужу, поцеловала его.

— У меня просто сердце разрывается, — шепнула она мужу. — Жослин, у меня сдают нервы! В последнее время мужество мое на исходе.

С несказанным облегчением встретив эти слова, он схватил ее за руки и покрыл их поцелуями.

— Ты что, считаешь меня грубой бессердечной скотиной? — тихо спросил он. — Мне совершенно не в чем тебя упрекнуть, ведь тебе приходится мириться с моей привязанностью к ребенку от другой женщины.

Эрмин, сидевшая возле печки, услышав эти последние слова, успокоилась. Родители становятся более разумными. Чтобы оставить их наедине, она ушла к Мадлен и детям, игравшим в няниной комнате. Как всегда, она оставила на пороге все заботы и страхи. Большая комната была истинным приютом радости и невинного счастья. Лоранс, устроившись за своим столиком, старательно рисовала. Мари с сосредоточенным видом вязала, сидя на кровати. Луи и Мукки играли в шарики на шерстяном ковре теплых оттенков. Медноликая Мадлен с пылким рвением молилась, перебирая четки.

— Эрмин, ты споешь нам «Аве Мария»? — завидев ее, попросила кормилица. — В память того человека, по которому вы с матерью скорбите…

— Хорошо, Мадлен, я спою в память о Хансе. Спасибо за подсказку.

Дети бросили свои занятия, им не терпелось услышать мамино пение. И вот наконец зазвучал хрустально-чистый голос, наполненный чувством, проникающий в душу. Прижав руки к груди, с полными слез глазами молодая женщина пела, вкладывая в исполнение всю скорбь по покойному другу, всю веру в Господа Бога и Деву Марию.

Она отдалась тому взлету духа, что придавал ее пению ошеломляющую искренность.

Когда звуки стихли, у дома раздались совсем иные голоса — яростный лай и завывания. На Валь-Жальбер обрушилась стихия.

Роберваль, авеню Сент-Анжель, в тот же вечер

Когда в дверь постучали, Тала подскочила от неожиданности. Снаружи лаяли собаки. Даже не выглядывая в окно, на котором уже задернули шторы, она поспешила открыть дверь. На пороге стоял ее сын. На нем была ушанка с козырьком, намотанный на шею шарф закрывал подбородок, но индианка тотчас узнала пронзительный взгляд черных глаз.

— Тошан! — воскликнула она. — Входи скорее.

— Нет, мне нужно загнать собак. Начался буран.

— Знаю, ветер сегодня такой сильный, что скоро будет трудно устоять на ногах. Зайди за дом, там есть сарай, где им будет хорошо.

Она едва справлялась с дрожью в голосе. Тала не видела сына с тех пор, как открылась правда о ее прошлом. Более стыдливая, чем набожная квебекская фермерша, она ощущала почти физическую боль при мысли, что Тошан мог представить, как ее насилует какой-то мужчина.

— Помоги мне, — выдохнул он. — Мама, подожди меня возле сарая, без тебя мне не справиться.

Он с трудом переводил дыхание и, спускаясь со ступенек, едва не упал. Тала встревожилась.

— Что с тобой?

— Я полностью вымотан! — крикнул он, понукая собак.

Через десять минут Тошан уже сидел в кухне у очага. Киона с плюшевым мишкой в руках с интересом наблюдала за братом.

— Здравствуй, Киона, — тихо сказал он. — Я так рад тебя видеть. Я знаю, что ты была больна, мне Эрмин сказала по телефону.

— Мне очень нравится телефон, — откликнулась девочка. — В прошлый раз я говорила с Мимин по телефону из больницы. Так странно: ты слышишь в аппарате чей-то голос, думаешь, что человек где-то рядом, а он часто находится далеко. Она была в Валь-Жальбере, а я здесь, в Робервале.

Тошан, развеселившись, улыбнулся, а потом добавил:

— Но есть люди, которые находятся в одном месте, а их видят в другом. Например, моя маленькая сестренка. Ведь так?

— Тс-с! — Киона поднесла палец к губам, указывая на вошедшую Талу.

— Я напоила собак и дала им поесть, — сообщила индианка. Теперь могу заняться тобой. Снимай куртку и сапоги, здесь жарко.

— Мама, я лучше устроюсь в соседней комнате, если ты ничего там не трогала после Рождества.

— Все на своих местах, и матрас и постельное белье. Я затопила печку, а то там было холодно, как в погребе. Идем.

Тошан поднялся, не сдержав тихий стон. Тала поддержала его.

— Киона, веди себя хорошо, твой брат устал, — сказала она. — Поужинаем позже.

Девочка кивнула. Она устроилась возле лампы и вновь взяла книгу с картинками. Там были нарисованы животные разных стран в естественной среде. Внизу прелестными раскрашенными буквами были подписаны их названия.

— Обезьяна, леопард, буйвол, лев, — вполголоса называла она. — Зебра, слон, жираф.

Киона, зная, что мать не спешит отправлять ее в школу, научилась читать самостоятельно по старому учебнику, которым пользовалась еще Эрмин. Пока что об этом никто не знал.

Тала помогла Тошану раздеться. Побледнев, он стиснул зубы. Но когда она хотела стянуть с него шерстяную фуфайку, он жестом остановил ее.

— Мама, я ранен! Не бойся, ничего страшного.

Настояв на своем, Тала сняла с него фуфайку и обнаружила на нательной рубашке большое кровавое пятно.

— Что случилось? — растерянно спросила она. — Эрмин сказала мне, что ты разыскиваешь того человека, Поля Трамбле!

— Я нашел его. — Голос Тошана звучал сурово.

— Твой тяжелый груз на санях — это он? Сын, ты что, взялся сам вершить правосудие? Видишь, куда меня это завело? Я причинила страдания твоей жене и ее семье.

Он медлил с ответом. Сначала с явным облегчением вытянулся на матрасе.

— У меня несколько ножевых ран, нужно их продезинфицировать и перевязать! Есть у тебя бальзам, который ускоряет заживление ран? Не могу позволить себе играть в выздоровление. Завтра утром отволоку тело Трамбле в полицейский участок. Надеюсь, они поверят мне на слово. Все вышло случайно, клянусь тебе, мама. Тому свидетели души наших предков монтанье. Я хотел, чтобы он расплатился за свои ошибки, чтобы он сгнил в тюрьме!

— Тошан, успокойся, — велела Тала. — Мне нужна горячая вода, спирт и перевязочные материалы. Не двигайся. Я тебе верю, сын.

Тала собрала все необходимое в кухне в буфете, прихватила эмалированную миску и чайник с кипятком. Киона, явно заинтригованная, следила за тем, как мать снует туда-сюда.

— Дочка, если ты голодна, положи себе рагу, — предложила индианка. — И спасибо за то, что ведешь себя разумно.

Девочка молча кивнула. За время болезни она многому научилась. Несмотря на воспаление и летаргическую неподвижность, Киона слышала все, что говорилось над ее головой, а также жалобные причитания старого шамана, молитвы Мадлен и просьбы Талы. Слишком ослабшая, чтобы перемещаться силой своего духа, она нашла прибежище в видениях, которые позволяли ей посетить особые миры. Но ее волновал один вопрос. Кто ее отец? У каждого был отец: Тошан был сыном золотоискателя Анри Дельбо, Мимин и Луи были детьми Жослина Шардена, ее крестного…