Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что оставалось делать Салеху? Он поспешил следом.
Дома на Кристи-стрит, мимо которых быстро шел Джинн, по большей части еще спали, их серые фасады были хмурыми и непроницаемыми. Вновь обретенные воспоминания метались у него в голове и грозили вот-вот разорвать ее на куски. В них трудно было поверить: если бы еще час назад какой-нибудь прохожий на Бауэри прошептал ему в ухо имя «Фадва аль-Хадид», он бы понятия не имел, кто за ним скрывается.
Времени у него оставалось совсем мало. Джинн понимал, что ни полиция, ни Конрой не смогут надолго задержать Шальмана. И то небольшое дело, что он собирался сейчас совершить, было, скорее всего, роскошью, которую он не мог себе позволить. Но однажды в ярко освещенном газовыми рожками танцевальном зале он дал обещание и теперь намеревался выполнить его.
Он отыскал дом, миновал грязный вестибюль, нашел дверь в душную комнатенку без окон и негромко постучал.
— Анну, пожалуйста, — попросил он у сонной девушки, открывшей ему.
Минутой позже на площадку выскользнула Анна, недовольная, испуганно обнимающая руками свой живот. Однако стоило ей увидеть его лицо, как страх сменился острым любопытством.
— Что? Что случилось?
— Прости, что разбудил тебя, но надо, чтобы ты срочно кое-что передала.
Из дома Анны он опять вышел на улицу. Снаружи медленно светало. Над головой скрежетали первые поезда надземки, осыпая редких прохожих облаками вчерашней сажи. Джинн охотно пошел бы пешком, но понимал, что поездом доберется гораздо быстрее.
Он уже дошел до платформы на Гранд-стрит, когда вдруг осознал, что довольно давно у него за спиной раздаются одни и те же шаги. Джинн остановился и резко обернулся. Идущий за ним человек едва успел уткнуться носом в витрину магазина модной одежды. Усмехнувшись, Джинн молча ждал, рассматривая знакомую фигуру. Наконец его преследователю надоело притворяться любителем дамских мод.
— Я куда удачнее следил за тобой, когда плохо видел, — пожаловался он, — а сейчас меня все отвлекает.
Джинн с интересом оглядел его. Одежда мороженщика, как всегда, была в ужасном состоянии, но сам он казался куда энергичнее, чем прежде, и уже не рассматривал мир искоса.
— А что с тобой случилось?
Салех пожал плечами:
— Возможно, я просто выздоровел.
— Я уже говорил тебе — это была не болезнь.
— Назовем это травмой.
— Салех, зачем ты следишь за мной?
— Тебя ищет один человек. И по-моему, он желает тебе далеко не добра.
— Знаю. Он меня нашел.
— В табачной лавке?
— И ты там был?
— Да, мне хотелось прогуляться.
Джинн только фыркнул:
— А теперь, раз уже сообщил мне свою запоздавшую новость, ты вернешься домой или будешь дальше таскаться за мной по всему городу?
— Смотря куда ты идешь. Там будет что-нибудь интересное?
Конечно же, Джинн собирался идти один, но сейчас он вдруг подумал, что такая компания не будет слишком тягостной.
— Помнишь, как мы ездили надземкой? — спросил он.
— Довольно смутно. Я был тогда в не лучшей форме.
— Тогда давай прокатимся снова.
Скрипучий состав, качнувшись, остановился, и Салех зашел в почти пустой вагон, взволнованно озираясь. Джинн наблюдал за ним с улыбкой. Несомненно, старый колдун как-то связан с этим внезапным выздоровлением, — скорее всего, он просто извлек из головы мороженщика искру, но расспрашивать о подробностях Джинн не стал. Да они и не имели особого значения, раз мороженщик, похоже, не враг ему.
Они опустились на сиденья в конце вагона. Поезд резко тронулся, и Салех испуганно подпрыгнул. Джинн в окно разглядывал знакомые картины просыпающегося города: дети, перебегающие с крыши на крышу, пары, пьющие у окна утренний чай. Однажды его лицо вдруг стало печальным; он закрыл глаза и откинул голову.
— Могу я поинтересоваться, куда мы едем? — нарушил молчание Салех.
— В Центральный парк. У меня там встреча с одной женщиной.
* * *
В четыре утра пекарня Радзинов выглядела мрачно. У Голема был свой ключ, выделенный ей миссис Радзин на всякий случай; она отперла дверь и закрыла ее за собой на задвижку. Она наизусть знала каждый сантиметр пола и могла бы испечь утренний хлеб с закрытыми глазами, но в темноте пекарня казалась ей зловещей. Знакомые столы напоминали могилы. Через пустую витрину в комнату проникал слабый, призрачный свет уличных фонарей.
Ей больше некуда было идти. Дом перестал быть ее домом, и она боялась встретить там Майкла, потому что пока не была готова к этому. Может, она его вообще больше никогда не увидит. Равви, Джинн, Анна… и вот теперь Майкл — все они по очереди исчезали из ее жизни.
Из кармана плаща она достала пачку обгорелых листов, которые забрала из кабинета Майкла. Разложив бумаги на столе, она в задумчивости уставилась на них. Больше всего ей хотелось убежать от них как можно дальше. Или сжечь их в печи, а потом сделать вид, что никогда их не находила.
Джозеф Шаль — ее создатель.Она снова увидела перед собой его хитрую, елейную улыбку и снова почувствовала присутствие чего-то злого.
Даже если эти страницы превратятся в пепел, ей нелегко будет забыть похожий на список продуктов перечень требований Ротфельда к будущей супруге.
Наверное, в каком-то смысле поучительно узнать о собственных истоках, но все-таки она чувствовала себя униженной, сведенной к простому набору слов. Взять хотя бы добродетельное и скромное поведение: теперь ей тошно было вспоминать о спорах с Джинном по этому поводу и о том, как горячо она уверяла, что у нее нет выбора, а только право верить. А раз она была заказана и создана любопытной, означает ли это, что заслуга всех ее открытий и свершений принадлежит вовсе не ей? Неужели у нее нет ничего своего, кроме того, что вложил в нее Джозеф Шаль? А ведь не умри Ротфельд, она была бы вполне довольна жизнью!
«Она станет ему превосходной женой, если не уничтожит его раньше». Выходит, он знал об опасности, но все-таки создал ее. Все остальное она, наверное, смогла бы понять, но это? Что он за человек, если создает убийцу и называет его «прекрасным творением»? Равви сказал в тот день, когда они впервые встретились: «Твой создатель был очень талантливым и совершенно безнравственным человеком».
Он поселился в приютном доме и даже не думал прятаться. Он ходил по скрипучей лестнице пансиона, где она жила. Он был посаженым отцом на ее свадьбе и лично передал ее жениху. Неужели он знал, что Ротфельд умер в дороге, и явился в Америку специально для того, чтобы мучить и преследовать ее? А откуда еще могли оказаться у Майкла заклинания Джозефа Шаля, если тот не отдал их ему добровольно, дабы раскрыть глаза на правду о ней?