Они достали из него и расставили на каменной «полочке» нехитрые принадлежности Пестрой Веры – небольшую статуэтку, разбитое зеркальце и лампадку. Расположили все это так, как велела традиция, и федеральный следователь, щелкнув зажигалкой, воскурил неприметный огонек, исходивший тонким, ароматным дымком...

Порывшись в карманах, оба они достали и, аккуратно свернув обрядовым «фантиком», спалили на этом огоньке по купюре местных денег. Потом Гай, как и положено, рукой загасил огонек и принялся убирать атрибуты нехитрого ритуала обратно в кожаный мешок.

– Вы уверены, следователь, что мы тому богу помолились? – осведомился Стрелок, задумчиво поворачивая в пальцах каменную фигурку. – Это ведь не Линн-лин-Данн... Не бог Разлук...

– Да, это не Странный Бог... – согласился Кай. Он взял из рук Стрелка фигурку Тин-и-Аури – Бестолкового Бога Встреч и улыбнулся ему.

– Получается, следователь, что мы помолились за встречу...

– Получается. Это не те люди, чтобы вот так запросто исчезнуть. Нам с Шишелом все равно никуда не деться друг от друга...

– Как свету от тьмы, – с ироническим пафосом подхватил Гай, устраиваясь на сиденье флайера, – как жизни от смерти, как добру от зла, как выпивке от похмелья, как гамбургеру от изжоги...

– Как Тому от Джерри, – оборвал ерническую тираду федеральный следователь и тронул машину. – Вы любите древние мультики, Гай?

* * *

Позже, когда флайер вышел на шоссе и перешел на автопилот, Кай положил себе на колени прощальный дар Шишела и, наугад раскрыв сочинение неизвестного ему сочинителя, зацепился взглядом за слова: «Ибо Добро есть свет...» Листнул страницу назад и прочитал пассаж сначала. Сам того не зная, он повторил то, что так удавалось Шаленому.

«Добро и только добро, – читал он, – составляет суть Мироздания, – учил своих слушателей преподобный Бонни всякий раз, когда убеждался, что качество поданного эля отменно, а кружки собеседников полны. – Ибо Добро есть свет, а Зло – лишь тень, отбрасываемая тем, что свет этот застит. Свет может существовать без тени, а вот тень без света – нет!»

Эта мысль, которую добродетельный проповедник не уставал повторять тем, кому еще не надоело его слушать, вызывала у Злобного Грогги лишь язвительную усмешку. И усмешку эту он даже не пытался спрятать в стаканчике виски, к которому любил прикладываться, затевая очередной спор со своим вечным оппонентом.

– Этакой глупости отродясь не слыхивал мир земной, – говаривал он на это – Да-да, мир земной, да и Небеса, что над ним, пожалуй, тоже. Наливайте-ка, ребята, по второй и послушайте, что вам скажет старина Грогги – человек, что собаку съел на размышлениях о Тьме и Свете. И на тому подобной чертовщине вообще... Тень, друзья, великолепно обходится без света и становится чертовой Темнотищей, которая окружает любую свечу – земную иль небесную, стоит от нее только отойти подальше. Примем, ребята, по третьей и сразу сообразим еще и такую штуку: коль Свет может и не гореть, то для того, чтобы он явился нам, его должен разжечь кто-то, до того населяющий Тьму. Кто-то, кто был ее частью... Можно в этом смысле сказать даже, что это именно Тьма порождает Свет... А вот есть ли Свет без тени, не скажет вам никто – потому что как, скажи мне, мил человек, увидишь ты Свет, не застя его самим собою и не отбрасывая той Тени, без которой не обходится никто из способных зрить глазами и хоть немного ворочать мозгами?! Как?! Вот то-то и оно – раз уж ты существуешь, то Свет Добра обязательно отоварит тебя Тенью Зла. У нее два основания для бытия – Свет и Ты Сам!

По разным причинам мало кто бывал в состоянии путно возразить на столь здравые рассуждения к тому времени, когда Грогги заканчивал свои речи...»

Федеральный следователь потер лоб и, поймав недоуменный взгляд Стрелка, улыбнулся ему.

– Знаете, Гай, – вздохнул он, – я никогда не был силен в метафизике...

Он повернулся к окну обзора. Они уже въезжали в город.

– Вы знаете, следователь, – грустно вздохнул Гай. – Должен перед вами повиниться. Я не отнес комиссару его шляпу. Она здесь – под сиденьем. Оставил на память...

* * *

Планета тяжелым каменным шаром поворачивалась далеко внизу, в колодце голографического экрана. До нее оставались еще долгие часы ходу на планетарных движках. Можно было расслабиться и отогнать проклятый металлический привкус во рту – неизбежный спутник подпространственного скачка.

Шишел откинулся в кресле и пошарил в карманах в поисках мятной пастилки. Но вместо нее наткнулся на жесткий параллелепипед антологии древних авторов. Загадал страницу и строку и прочитал:

«Настанет пора на исходе времен.

Огромная встанет пред нами Земля.

И новые Тирсис откроет моря.

И Туле не будет границей Земли!»

– Ты в порядке, Дмитрий? – окликнул его Гарик. Вид Шишела, задумавшегося над книгой, всегда повергал его в недоуменное беспокойство.

– Пожалуй, в порядке, – подумав, ответил Шаленый. – Жаль только, что мы не встретимся больше со всеми этими чудаками...

«Ты в этом уверен?» – спросил его демон.