виде примера неравноправного союзного договора случай, когда один договаривается с другим союзником, чтобы тот не вступал в войну без разрешения первого. Это было предусмотрено в договоре римлян с карфагенянами после Второй Пунической войны, как мы упоминали об этом выше, то же было предусмотрено в договоре македонян с римлянами до царя Персея (Ливий, кн. XLII). Выражение «вести войну» может быть отнесено ко всякой войне, как к наступательной, так и к оборонительной; в сомнительных же случаях мы воспользуемся здесь понятием войны в наиболее узком смысле, чтобы не стеснять чрезмерно свободы сторон.

XV. О словах «Карфаген будет свободным»

К тому же роду относится также и обещание римлян сохранить свободу Карфагену[754]. Хотя из природы акта и нельзя было сделать заключения о неограниченной независимости (ведь право начинать войну и некоторые иные права были ранее утрачены карфагенянами), тем не менее карфагенянам была сохранена некоторая свобода, по крайней мере настолько, чтобы они не были вынуждены перенести свою столицу в иное место по воле чужой власти. Напрасно, стало быть, римляне делали упор на слово «Карфаген», утверждая, что оно обозначает множество граждан, а не город (это можно допустить в переносном смысле ради свойства, которое более подходит гражданам, чем городу).

Ибо в выражении «сохранить свободу», или «автономию», как говорил Аппиан, явно заключалась игра слов.

XVI. О разъяснении особенностей как личных соглашений, так и реальных

1. Сюда следует еще отнести часто возникающий вопрос о соглашениях личных и реальных. Если соглашение заключено с народом свободным, то нет сомнения в том, что предмет обещания по своей природе имеет реальный характер, поскольку субъект есть нечто постоянное. С другой стороны, если даже республиканское государство превратится в монархию, договор сохраняет свою силу, ибо государство в целом остается даже при смене главы, и, как мы сказали выше, верховная власть, осуществляемая царем, не перестает быть властью народа. Исключение составляет случай, когда окажется, что цель соглашения свойственна самому государственному устройству, как, например, если договор заключен ради обеспечения свободы в свободном государстве.

2. Если договор заключен с царем, то не следует полагать, что договор тем самым становится личным; ибо, как правильно сказано Педием и Ульпианом, по большей части лицо обозначается в соглашении не для того, чтобы соглашение стало личным, а для того, чтобы показать, с кем заключено соглашение (L. lure gentium, Pactum. D. de pactis). Когда добавлено в договоре, что он имеет постоянный характер или же что он заключен по поводу имущества царства, или же с царем и с его преемниками, или на определенный срок, то ясно, что такой договор оказывается реальным. Таков, по-видимому, был союзный договор римлян с Филиппом, царем македонским[755], ибо когда сын его Персей отказался его соблюдать, то по этому поводу возгорелась война. Но и другие слова, а иногда и самый предмет дают достаточное основание для толкования соглашений.

3. Если же возможно толкование в двояком смысле, то остается полагать, что благоприятствующие соглашения нужно считать реальными, неблагоприятствующие – личными. Договоры, заключенные в целях мира или торговых сношений, имеют характер благоприятствующий. Договоры на случай войны не все имеют неблагоприятствующий характер, как считают некоторые, но «союзы оборонительные» ближе примыкают к благоприятствующим, а «наступательные союзы» приближаются к неблагоприятствующим. К этому необходимо добавить, что в договорах военных предполагается необходимость наличия благоразумия и добросовестности в том, с кем заключается такой договор, так как имеется в виду, чтобы он мог предпринять военные действия не только справедливо, но и благоразумно.

4. Я не отношу сюда то, что, однако же, обычно предусматривают, а именно – что союзы прекращаются смертью участников, ибо ведь это относится к частным товариществам согласно внутригосударственному праву. Так, отступились от договоров фиденаты[756], латиняне[757], этруски и сабиняне по смерти Ромула, Туллэ, Анка, Приска и Сервия, но нам невозможно вынести правильное решение о справедливости или несправедливости подобного действия, так как не сохранились тексты договоров (Децио, «Заключения», кн. I, 22). Сходен с этим вопрос у Юстина о том, изменилось ли положение республик, плативших дань мидянам, с изменением правления. Тут нужно иметь в виду, было ли в их договорах предусмотрено покровительство мидян.

Менее всего приемлемы доводы Бодена (кн. V, глава последняя) о том, что договоры не переходят на преемников государей, потому что сила клятвы связывает определенное лицо. Вообще же клятвенное подтверждение обязательства может связывать только лицо, а самое обещание обязывает и наследника.

5. Приводится неверное утверждение, что договоры, скрепленные клятвой, нерушимы, как самый небесный свод. Ибо обычно в достаточной мере действительны самые обещания; клятва же привходит к ним ради наибольшей незыблемости. Римский плебс поклялся консулу П. Валерию в том, что он соберется по призыву консула. По его смерти преемником его был А. Квинций Цинциннат. Некоторые же трибуны утверждали, будто народ не связан клятвой. Приведем суждения Ливия (кн. III): «Еще почитание богов не отличалось той небрежностью, которая овладела нынешним веком; никто не приспособлял для себя клятвы и законы толкованием; но всякий сообразовал свои права с ними».

XVII. Договор, заключенный с царем, распространяется на царя, низложенного с царства

Конечно, договор, заключенный с царем, сохраняет силу, если даже сам царь или его преемник будут свергнуты подданными с царства. Право на царство остается у царя, как бы он ни утратил власть. Сюда относится следующее место у Лукана о римском сенате:

Никогда не утратит это сословие

Прав своих, изменивши местопребывание.

XVIII. Но не на захватившего власть [узурпатора]

Напротив, если чужеземный узурпатор подвергнется нападению с согласия законного царя или если угнетатель свободного народа будет подвергнут нападению без получения предварительного законного согласия народа, то тут еще нет никакого нарушения договора.

Дело в том, что такие лица имеют лишь власть, не имея на то права[758]. Это и есть то, что говорил Набиду Тит Квинций: «У нас с вами нет ни какой-либо дружбы, ни союза, но союз заключен со справедливым и законным царем лакедемонян – Пелопеом» (Ливий, кн. XXXIV).

XIX. Перед кем обязывает обещание, данное тому, кто первый сделает что-либо, если многие делают то же самое одновременно?

Некогда Хризипп обсуждал вопрос о том, награда, обещанная тому, кто первый достигнет барьера, достанется ли обоим, прибывшим одновременно, или же не достанется никому из них. Очевидно, выражение «первый» двумысленно[759], ибо означает или того, кто обгонит всех, или того, кого никто не обгонит. А так как награда за доблесть есть действие благоприятствующее, то правильнее сказать, что соответствующие лица делят награду, хотя Сципион[760], Цезарь, Юлиан более великодушно присуждали полные