Убийцы Роловича Барешич и Брайкович 18 августа 1972 года бежали из шведской тюрьмы Кумла. Но вскоре снова были пойманы. Однако 15 сентября группа усташей захватила шведский пассажирский самолет, на борту которого находились 86 пассажиров, и потребовала освобождения участников покушения на Роловича. Шведский премьер Улоф Пальме выполнил их требования. Усташей доставили к захваченному самолету, и на нем они улетели в Испанию. В 1990-х годах они вернулись в независимую Хорватию, где были встречены как герои.

Усташи были одними из первых террористов, которые начали проводить акции на авиатранспорте. В январе 1972 года они взорвали самолет югославской компании ЮАТ. Погибли все, кроме стюардессы Весны Вулович, которая упала с высоты более десяти тысяч метров, но чудом осталась жива.

По некоторым данным, с одобрения Тито югославские спецслужбы стали предпринимать ответные акции против хорватских боевиков за границей. Специалисты-«ликвидаторы» сумели уничтожить несколько видных лидеров усташей. В общем, режим Тито вел с новым поколением усташей настоящую войну, которая продолжалась до самого распада Югославии. Тогда бывшие террористы и эмигранты возвращались на родину, где их окружали почетом и уважением. Усташи считали себя победителями в многолетней войне с Тито.

В начале 1970-х хорваты доказывали, что более 50 процентов валюты Югославия получала именно от Хорватии, но в саму республику поступало только 7 процентов. В феврале 1971 года хорватский экономист Шиме Додан заявил, что в Австро-Венгрии за пределами Хорватии тратили 55 процентов хорватских доходов, в королевской Югославии — 46 процентов, а при Тито — 63 процента. «Таким образом, — заключил он, — для хорватов СФРЮ является еще большим эксплуататором, и поэтому менее приемлема, чем Австро-Венгрия или старая Югославия»[709].

Почти все происходившие общественно-политические процессы в Югославии в конечном счете сводились к национальному вопросу. Поэтому время от времени возникали различные причудливые союзы и коалиции. Например, хорватских либералов и хорватских националистов. Сербских демократов и сербских националистов. Словенских коммунистов-реформистов и словенских националистов. Косовских (албанских) сталинистов-подпольщиков и албанских националистов. Конечно, эти коалиции не являлись легальными, юридически оформленными организациями — в титовской Югославии это было невозможно, — а представляли идейные союзы национальных интеллектуалов с представителями партийных активистов и местного населения. В Хорватии подобный союз получил название «Маспок» (сокращение от хорватского «masovni pokret», то есть «общественное движение»).

«Маспок» выступал за демократизацию и либерализацию общественной жизни в стране. Но иногда его формы принимали явно националистический характер: замазывались надписи на кириллице, звучали оскорбительные реплики в адрес сербов и т. д. Время от времени в воздухе как бы материализовывался призрак былой национальной вражды, которая привела к массовой резне сербов при Павеличе.

Весной 1971 года руководство Союза коммунистов Хорватии обвинило союзное правительство во вмешательстве в дела республики. Пока в Белграде переваривали эти обвинения, на первый план снова вышли студенты. 12 мая 1971 года более тысячи митингующих студентов Загребского университета выдвинули требования: урегулировать вопрос о хорватских отчислениях в союзный бюджет, придать хорватскому языку официальный статус в Югославской народной армии (ЮНА), решить вопрос о службе хорватских призывников в пределах своей республики, начать процесс постепенного превращения СФРЮ в Союз югославских социалистических самоуправляющихся республик. Эти события считаются началом «хорватской весны».

Другим центром «Маспока» стала «Матица Хрватска» (литературно-научное и просветительское общество, основанное еще в 1842 году), превратившаяся в настоящую оппозицию СКЮ. Печатный орган «Матицы Хрватски» газета «Хрватски тьедник» пользовалась огромной популярностью. Ее тираж достиг ста тысяч экземпляров. Основные политические тезисы хорватского национализма состояли в следующем: Югославия — тюрьма для Хорватии; Хорватию грабили и грабят; сербы в Хорватии имеют преимущества перед хорватами; хорватский язык преследуется; необходимо укрепить и сделать самостоятельным хорватское государство, а хорватов в ней — единственными носителями суверенитета; хорватское государство должно быть государством «классового мира»; хорватские коммунисты совершили акт национального предательства, и среди них можно доверять только тем, которые составляют «прогрессивное ядро» и способны проводить курс на «национальное освобождение» и участвовать в «национальном возрождении». Так оценивали хорватские коммунисты программу организации. Указывалось, что «Матица Хрватска» считает, что руководство Союза коммунистов Хорватии «в сущности, согласно» с ее основными тезисами[710].

Тогдашние хорватские руководители Савка Дабчевич-Кучар (в то время — единственная в Европе женщина, которая занимала пост главы правительства) и ее соратники Мико Трипало и Перо Пиркер были представителями «молодого поколения» югославских коммунистов. Они считались убежденными «либералами-федералистами» и долго пользовались покровительством Тито. Дабчевич-Кучар называли «Белой розой Хорватии» и на манер старых партизанских песен пели:

Однажды Тито, когда ему прочитали эти «стихи», посмеялся, а потом задумчиво спросил: «Кстати, а сколько Савке лет?» Хорватским руководителям тогда не было еще и пятидесяти[711].

В мае 1971 года Тито уже проявлял недовольство хорватскими руководителями. Ему вторил и самый главный «либерал» Эдвард Кардель. Однажды он сказал, что «лучше русские танки в Загребе, чем ваша „дабчаковщина“»[712]. Насчет «русских танков» — это не казалось слишком большим преувеличением. КПСС и СССР решительно выступили на стороне Тито.

Брежнев 30 апреля 1971 года позвонил Тито на Бриони во время пленума ЦК СКЮ. Выразив озабоченность ситуацией в Югославии, он сказал, что «основы социализма и единство государства находятся под угрозой», и предложил помощь. «Мы свои проблемы решим сами», — ответил тогда Тито и пригласил Брежнева в Югославию.

Тито тут же использовал этот звонок и сообщил о нем участникам пленума. В зале наступила мертвая тишина: 1948 год еще никто не забыл. 4 июля Тито приехал в Хорватию и там, в местечке Брежице под Загребом, устроил настоящий разнос республиканскому руководству. Тито снова упомянул о звонке Брежнева. «Вы хоть понимаете, что, если начнутся беспорядки, здесь сразу же окажутся чужие? — говорил он. — Я бы предпочел восстановить порядок силами нашей армии, чем позволить кому-нибудь другому сделать это…»[713]