Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, в ту же минуту ею снова овладел панический страх. Она попятилась назад с поднятой головой, словно в каком-то нелепом танце, но почему-то не столкнулась ни с кем из зевак. Обернувшись, с ужасом поняла, что находится в самом центре огромной толпы, которая отступает, тараща глаза и тыча в нее пальцами.
Мягкое гудение изменило тембр, блюдце чуть накренилось и опустилось еще на пару дюймов. Кто-то испуганно вскрикнул, любопытные отхлынули, образовав более широкий круг, в который вливались новые зеваки. А блюдце между тем продолжало гудеть и крениться.
Девушка онемела от страха и рухнула на подкосившиеся колени. И тут блюдце спикировало вниз и зависло у самого лба, словно пытаясь поднять ее с земли. Она выпрямилась и снова попробовала заслониться руками, но они безвольно упали. Пару секунд блюдце удерживало ее в неподвижном состоянии, а потом она вздрогнула, обмякла и шлепнулась на землю, нелепо подвернув под себя ноги. Блюдце рухнуло рядом, прокатилось по кругу на ребре и остановилось. Тусклое, неподвижное, холодное, оно казалось мертвым.
Она лежала, словно в тумане, и смотрела в подернутую серой дымкой голубизну весеннего неба. До слуха доносились далекие свистки. И чьи-то запоздалые крики. Какой-то глупый голос твердил прямо у нее над головой: «Воздуху, дайте ей воздуху!», но толпа смыкалась еще теснее.
Потом небо заслонила внушительная фигура, затянутая в синий мундир с медными пуговицами, державшая на изготовку дешевый клеенчатый блокнот.
– Спокойно… что случилось… все в сторону…
По толпе кругами расходились варианты объяснений:
– Эта штука сбила ее с ног.
– Ее сшиб какой-то парень.
– Швырнул прямо на землю.
– Какой-то тип толкнул ее изо всех сил, и она упала.
– Прямо среди бела дня, у всех на глазах, этот хулиган…
– Даже днем в парке проходу не дают!
Эмоции в таких случаях всегда важнее правды, поэтому факты постепенно искажались до полной неузнаваемости. Скоро в круг протолкался еще один крепкий малый, тоже с блокнотом, в котором на ходу переправлял «красивую» брюнетку на «привлекательную», потому что женщина, фигурирующая в качестве жертвы в вечернем выпуске новостей, просто обязана быть привлекательной.
Медная бляха и багровое лицо склонились ниже.
– Ты как, сестренка? Сильно пострадала?
И по толпе эхом пронеслось: сильно пострадала, очень сильно пострадала, избита до потери сознания, жестоко искалечена…
Появился еще кто-то, в бежевом габардиновом пальто, с раздвоенным подбородком, решительный и целеустремленный.
– Гм, летающая тарелка? О’кей, сержант, принимаю командование на себя.
– А кто ты, черт возьми, такой, чтобы здесь командовать?
Мелькнул раскрытый кожаный футляр со значком, и кто-то из толпы, уткнувшись носом в габардиновое пальто, благоговейно выдохнул:
– ФБР!
Новость мигом разнеслась по толпе. Полицейский закивал как-то всем телом.
– Вызовите помощь и освободите место происшествия, – распорядилось пальто.
– Слушаюсь, сэр!
– ФБР, ФБР, – толпа заволновалась, и над лежащей девушкой вновь появился кусочек неба.
Она села с торжествующей улыбкой на лице и произнесла нараспев:
– Летающее блюдце со мной разговаривало!
– Тихо! – рявкнул габардиновый. – Еще успеешь наговориться.
– Да уж, сестренка… – поддакнул полисмен. – Кто знает, сколько в этой толпе чертовых коммунистов.
– Ты тоже помолчи!
Кто-то в толпе уже рассказывал, что на девчонку напали коммунисты, другие же, напротив, утверждали, что она сама коммунистка, за что и пострадала. Она хотела подняться, но чьи-то заботливые руки уложили ее обратно. К этому времени на место происшествия прибыло уже не меньше трех десятков полицейских.
– Я могу идти сама, – сказала она.
– Не волнуйтесь, вам нельзя двигаться, – ответили ей.
Уложили на носилки и накрыли большим одеялом.
– Я могу идти сама, – повторяла она, когда ее несли через толпу.
Какая-то женщина побледнела и со стоном отвернулась.
– Боже, какой кошмар!
Коротышка с круглыми глазами таращился и облизывал губы.
Носилки втолкнули в «Скорую». Габардиновый был уже там.
– Как это случилось, мисс? – спросил человек в белом халате с очень чистыми руками.
– Никаких вопросов, – перебил агент, – дело государственной важности.
– Мне надо на работу, – сказала она в больнице.
– Снимите одежду, – ответили ей.
У нее впервые в жизни появилась собственная комната, только за дверью дежурил полицейский. К ней приходило множество посетителей: гражданские, подчеркнуто любезные с военными, и военные, еще более любезные с некоторыми гражданскими. Она не понимала, кто все эти люди и что им нужно. Каждый божий день ей задавали пять миллионов вопросов, причем спрашивающие, очевидно, не общались между собой, потому что вопросы были одни и те же: «Ваше имя?», «Сколько вам лет?», «В каком году вы родились?», «Как вас зовут?». Но попадались и совсем уж странные. «Ваш дядя был женат на уроженке Центральной Европы. Из какой страны?», «В каких клубах и братствах вы состоите?», «А кстати, кто стоит за бандой Порченого с Шестьдесят третьей улицы?» и наконец: «Что вы имели в виду, когда заявили, что разговаривали с летающим блюдцем?».
– Это оно со мной говорило.
– И что же оно сказало?
Но девушка лишь качала головой. Некоторые кричали на нее, другие казались добрыми, даже слишком, но скоро она поняла, что и эти просто хотят усыпить ее бдительность, чтобы получить ответ на все тот же главный вопрос: «Что сказало блюдце?» Все было как с матерью, в школе и везде, поэтому она просто сидела и ждала, когда им надоест. Однажды ее несколько часов держали на очень жестком стуле, не давали пить и направляли в глаза нестерпимо яркую лампу. Но дома над дверью ее комнаты было застекленное окошко, и каждую ночь в глаза бил яркий свет из кухни, который оставляла мать, чтобы ее не мучили кошмары. Так что лампа оказалась ей нипочем.
После больницы – тюрьма. Там оказалось, в какой-то степени, даже лучше. Еда, сносная постель. Она видела через окно других женщин, гуляющих во внутреннем дворике. Ей объяснили, что их койки значительно жестче, а она – важная персона. Сначала она обрадовалась, но скоро опять стало ясно, что всем на нее плевать. Ее продолжали обрабатывать. Однажды в камеру даже принесли летающее блюдце. Оно лежало в большом деревянном ящике с задвижкой, внутри которого находился стальной сейф с автоматическим замком. Само блюдце весило не больше пары фунтов, но после такой упаковки для его перемещения потребовалось двое крепких мужчин, за которыми присматривали четверо вооруженных охранников. Ее заставили в точности воспроизвести, как все случилось, и охранники держали блюдце у нее над головой, только оно было уже не такое, как прежде. В нем насверлили дырок и выпилили крошечные кусочки, и оно стало мертвого серого цвета. Когда ее спросили, что с ним, девушка ответила: