Но, даже поднявшись на вершину, они обнаружили, что лес ограничивает обзор. Высоко в небо поднимались огромные деревья, под ними стеной стоял густой подлесок, ограничивая видимость двадцатью-тридцатью футами. Теперь снизу, очень близко, слышался рев дизелей.

— Что теперь? — спросил Дэниэл. — Я отсюда ничего не вижу.

— Сепо найдет нам отличную смотровую площадку, — пообещала Келли, и они подошли к огромному дереву — исполину даже среди высоких деревьев леса. — Двадцать пигмеев, взявшись за руки, не могут охватить его. Мы пробовали. Это священное медовое дерево племени.

И она показала на примитивную лестницу, поднимавшуюся по стволу.

Пигмеи забили в гладкую кору деревянные колышки, по которым можно было подняться до нижних ветвей, а оттуда вверх шли веревкилианы с деревянными ступеньками; эта лестница исчезала в листве в ста футах над тем местом, где они стояли.

— Это храм бамбути, — объяснила Келли. — Там вверху, на ветках, они молятся и оставляют подношения лесному богу.

Сепо поднимался первым, как самый легкий. Некоторые колышки и ступеньки прогнили. Он вырезал новые колышки и забивал их рукоятью мачете, потом давал сигнал подниматься за ним. Следующей шла Келли; когда Виктор спотыкался, Келли протягивала руку и помогала ему. Последним лез Дэниэл с камерой на плече; когда Виктор не мог ногой нащупать ступеньку, Дэниэл помогал ему.

Подъем проходил медленно, но они сумели поднять старика и сами благополучно добрались до верхнего яруса кроны.

И словно оказались на вершине сказочного бобового стебля[44], на платформе, образованной переплетенными ветвями и опавшими листьями. Здесь, на образовавшемся перегное, росли новые растения, образуя великолепный висячий сад, где цвели прекрасные цветы и благоденствовали на солнце новые виды растительности. Дэниэл увидел бабочек с размахом крыльев в его ладонь, и летающих насекомых, которые сверкали, как алмазы и бесценные рубины. В этой волшебной стране росли даже лилии и дикая гардения. Пролетела птица, такая яркая и пестрая, что Дэниэл не поверил собственным глазам. Птица, как облачко яркого дыма, исчезла в листве.

Сепо едва позволил им передохнуть и снова начал подъем.

На этой высоте ствол дерева стал вдвое тоньше, но все равно его толщина превышала обхват стволов у подножий своих гигантских соседей. С подъемом освещение менялось. Они словно поднимались из морских глубин.

Зеленое «подводное» свечение стало ярче, они внезапно вырвались на солнечный свет и удивленно ахнули.

Они находились на верхних ветвях священного медового дерева. Сверху вниз смотрели они на крышу леса. Она уходила вдаль, волнуясь, точно океан, куда ни глянь, зеленая, непроницаемая, но на севере… Все посмотрели в ту сторону, удивленные возгласы смолкли: они смотрели в ужасе, не веря глазам.

На севере лес исчез. От подножия зеленого холма под ними и насколько хватал на север глаз, до самых предгорий, лес был уничтожен. На месте высоких деревьев расстилалась красная равнина полного опустошения.

Все стояли неподвижно, не в силах заговорить. Цеплялись за свою высотную площадку и молча смотрели, медленно поворачивая головы из стороны в сторону, пытаясь охватить всю картину уничтожения.

Земля была словно исцарапана когтями огромного ненасытного зверя, потому что ее изрыли потоки тропических дождевых вод. Верхний слой почвы смыло, остались темные ущелья эрозии; жидкая красная грязь слиплась в комья и забила лесные тропы. Это был пустынный лунный ландшафт.

— Боже милосердный! — первым обрел дар речи Виктор Омеру. — Это омерзительно! Сколько земли он осквернил? Каковы масштабы опустошения?

— Трудно подсчитать, — шепотом ответила Келли. Хоть она и видела это раньше, все равно увиденное ошеломило ее и привело в ужас. — Полмиллиона, миллион акров, не знаю. Не забудьте, они работают здесь меньше года. Подумайте, какими будут разрушения еще через год. Если этим чудовищам, — она показала на МоМУ, цепочкой выстроившиеся у подножия холма, — если этим чудовищам позволят продолжать.

Дэниэл с трудом оторвал взгляд от обширной картины опустошения и сосредоточился на шеренге желтых машин.

С этой высокой точки машины казались наблюдателям крохотными и безобидными, как детские игрушки в песочнице. Строй МоМУ постоянно менялся, точно ряды жнецов на бесконечных пшеничных полях Канады. Машины двигались так медленно, что казалось, будто они стоят.

— Сколько их? — спросил Дэниэл и начал считать вслух: — Восемь, девять, десять! — восклицал он.

Двигаясь шеренгой, они охватывают полосу в четыреста ярдов шириной. Кажется невероятным, что всего десять машин способны произвести такое опустошение.

Голос Виктора дрожал:

— Они похожи на гигантскую саранчу, безжалостную, ненасытную, ужасную.

Перед цепью МоМУ двигались гусеничные тракторы, они срезали лес, чтобы дать дорогу чудовищным, пожирающим землю машинам.

На глазах у наблюдающих за ними одно гигантское дерево задрожало и покачнулось. Стальные ножи рассекли его ствол, и оно начало медленное, громоздкое движение. Даже на таком расстоянии слышался стон разрезаемой живой плоти, словно в муках умирал зверь.

Падающее дерево разгонялось, его предсмертный крик становился все выше и резче, потом ствол ударился о красную землю, масса листвы задрожала и застыла.

Дэниэлу пришлось отвести взгляд. Сепо сидел с ним рядом на высокой ветке и плакал. Слезы медленно текли по его морщинистым старым щекам и падали на голую грудь. Страшная, глубоко личная боль, на которую невозможно смотреть.

Дэниэл вовремя повернулся, чтобы увидеть смерть еще одного дерева, потом еще одного. Он снял камеру с плеча, поднес к глазам, навел на резкость телеобъектив и начал съемку.

Он снимал опустошенную, голую красную землю, на которой не оставалось ничего живого: ни зверя, ни птицы, ни зеленого листочка.

Он снимал цепь желтых машин, которая неумолимо двигалась вперед, строго соблюдая строй; ее обслуживала бесконечная орда контейнерных грузовиков: словно рабочие муравьи за маткой, они уносили откладываемые ею яйца.

Он снимал ядовитые красные потоки, вытекавшие из желобов МоМУ на искалеченную землю, откуда следующий же дождь унесет этот яд и напитает им каждый ручей и каждую речку на сотни миль в округе.

Он снимал гибель гигантских деревьев от шеренги желтых машин, от огромных механических пил, смонтированных на специально переоборудованных гусеничных тракторах. В воздух вздымались фонтаны сырых белых опилок: это вращающиеся серебристые лезвия резали поваленные стволы на отдельные бревна.

Снимал, как передвижные краны укладывают бревна в поджидающие лесовозы.

Снимал орды обнаженных рабов-ухали, строящих дороги, по которым пройдут тяжелые грузовики и тягачи, увозя разграбленные сокровища леса.