Среда, 5 мая.

Селестен Дюкран, глава правления концерна «Пентакс». На повороте с Кюссетер на улицу Рождества, у Озерного парка, где его автомобиль выжидает, пока горит красный свет, кто-то из парковой. куртины делает три выстрела — и неясный силуэт исчезает за листвой. На этот раз — маузер. Наповал.

Яхта «Эгир» прибывает в порт Леруик на Шетландских островах. Ее встречают люди Клуба. Да, Якоб Брике на борту. Но он не рыжий и ростом не более 168 сантиметров.

Попытка поговорить с Бриксом плотней кончается ничем. Здесь территория Соединенного Королевства, а яхта — датская территория. Матросы обещают переломать гостям руки и челюсти, если они сделают еще одну попытку. В конце концов, в Леруике есть полиция. А у капитана — два магазинных дробовика.

* * *

Четверг, 6 мая.

Беренгет Ван дер Мерве, владелец компании «Онторин Менгер». Ему уже ясно, КТО методично устраняет членов Клуба. Четверо мертвы. Дьенн наводнен полицией, на вокзалах и улицах патрули, идет проверка документов. Прокуpop Оверхаге подключил все свои знакомства в столице, организует личную полицейскую охрану уважаемых людей. Но Беренгет решает бежать.

Очень ранним утром его лимузин выезжает из ворот особняка.

Молодой человек в шляпе и светлом долгополом пальто выходит из-за газетного киоска, в 172 метрах от ворот, и поднимает маузер на уровень глаз.

Лимузин оседает на переднее колесо. Беренгет в ужасе выскакивает, бежит — но пули проворней. Они догоняют его и впиваются — одна в затылок, другая между лопаткой и позвоночником.

Стрелок садится на мотороллер и покидает позицию.

* * *

Пятница, 7 мая.

Леон Оверхаге, генеральный королевский прокурор, верховный советник юстиции, доктор права и Кай дан Маритэн, президент концерна «Маритэн Верлиг». Возбужденно, но негромко переговариваясь, они спускаются по ступеням дворца юстиции.

«Я кое-что выяснил, Кай. В годы оккупации он состоял в ОВС, проводил акции возмездия…»

«Ублюдок!»

Стрелок — на крыше почтамта, над рычащей сотнями моторов Почтовой улицей.

Прокурор спотыкается и падает на спину. Барон дан Маритэн успевает выкрикнуть: «Господи, нет!» — и пуля пробивает ему висок.

* * *

Суббота, 8 мая.

Фабиан Элдер, директор Европейского Совета химической промышленности, считает, что он-то в полной безопасности. Он укрылся в своем загородном особняке. Подъезды к поместью контролируются. Проверяют всех уже третьи сутки. Почтальон; экспедитор супермаркета; развозчик продуктов; студент-ботаник, собирающий гербарий для курсовой работы; молочник; шофер, свернувший не на ту дорогу… Первый день без убийств в кровавой череде? Ближе к закату сьер Элдер осмеливается выйти в сад — тенистый, сладко цветущий. Стены давят, не дают покоя — клаустрофобия.

В 875 метрах — путепровод над кольцевой трассой. Кто-то замер в служебном решетчатом проходе — большей частью закрытом рекламными щитами — под фермой автомобильного моста. Видимо, техническая проверка.

«Хлоп! хлоп!» — кажется, камера лопнула? на скорости не станешь озираться. Машины одна за другой проносятся под мостовым пролетом.

Подняться на мост по железной лестнице. Автобусы идут точно по расписанию — через шесть минут молодой человек с чемоданом направляется к Дьенну.

Вечером его навещают в квартире. Гербарий, сорняки в кислотном эксикаторе. «Да, выходил сегодня. Был на занятиях (проверено), был в магазине („Да, я знаю этого парня“), потом был дома („Мы живем вместе уже год“)». Освобожден от службы в армии по некоей психопатии. Родом из колоний. Сирота. Студент. И его любовница, портниха. Явное не то.

Клуб Бессмертных закрыт.

* * *

Прогулка по Старому Городу успокоила Марсель и упорядочила растревоженные мысли. Теснины узких, извилистых улочек мешали развернуться пылкому воображению. Сердцевина Дьенна, каменный остров в ободе крепостных стен, то охристо-бурый, то изжелта-серый с золотистыми солнечными рефлексами, то пепельно-седой, со спящим бронзовым рыцарем над чашей фонтана и темным, словно пригоревший сахар, фасадом ратуши — Старый Город дышал неглубоко и медленно, рассчитывая простоять еще два-три десятка столетий. Он навевал покой, неторопливые раздумья и созерцательное настроение.

Марсель быстро привыкла к светлому ореолу над замком, перестала без конца вглядываться, будто он вот-вот погаснет. Непрямым путем, в обход, приближалась она к собору Св. Петра, и чем меньше оставалось до его арочного портала, тем больше в ее чувствах властвовала осень — листопад, первые заморозки и печаль о лете.

«Прочь! уныние — смертный грех!.. Могу ли я исповедаться? А можно ли рассказать священнику о… Он подумает, что я свихнулась. Я не сердита на отца? Нельзя давать волю гневу. Он испугался меня, он не виноват. Я хочу, ХОЧУ побыть в храме…»

Христос-Судия на тимпане, изображавшем Страшный Суд, гневно и прямо глядел куда-то вдаль; пасть дьявола заглатывала скорчившихся грешников, одесную праведники восходили в горний Иерусалим. Вскинув лицо, Марсель с замиранием сердца вздохнула — по сторонам уходили ввысь башни со стрельчатыми окнами, а вверху, над входом, вечно цвела ажурная каменная роза, огромная, как колесо судьбы.

«Где мое место? справа или слева? середины нет…»

Богородица сдерживала руку Сына, готовую подняться и обрушить гром на тех, кто обречен проклятию, — «Смилуйся!» Она сострадает всем.

Центральный неф встретил ее гулкой тишиной и беспредельной высотой колонных рядов. Витражи стрельчатых окон Главной капеллы в апсиде испускали неяркий свет, обрисовывая арку и вознесенный к цилиндрическому своду триумфальный крест. Скамьи для молящихся были заполнены на половину нефа, ближе к алтарной преграде, и по проходу между скамьями шли, рассаживаясь по сторонам, новые и новые люди.

В правом нефе чинно толпились все те же японцы; они заплатили за видеосъемку. Над ними в нише возвышалась статуя Франциска Кольберкского — брат и сподвижник короля Харальда, грузный епископ с широким лицом, казалось, старался не обращать внимания на иноверцев, но глядел неодобрительно. Почти напротив, у стены левого нефа, Марсель нашла изваяние Фелиции и села так, чтобы видеть его.

Совсем недавно, в День Всех Святых, храм был украшен хризантемами. Камень расцвел…

На колоннах, разделявших левый и центральный нефы, чередой расположились барельефные картины тайн; Марсель достались тайны скорбные — увенчание терниями, крестный путь и распятие. Грустное зрелище.

— Святая Фелиция, мать-настоятельница Милианская, — торопясь, зашептала Марсель, чтобы успеть до выхода священника, — тебе известны все пути людские, помоги мне понять, как жить. Подскажи, что меня ждет, что со мной будет…

Дряхлое, но одухотворенное лицо Фелиции глядело понимающе и кротко. По житию, ее духовных сил на многое хватило — в миру Люция, принцесса Сализийская, а затем маркграфиня Рэмская, она потеряла троих малых детей и мужа, павшего в бою с Карлом Беззаконным, но не сломалась, избрала путь подвижничества и стойкости. Она пережила и Франциска, что напротив, и могучего Харальда, повинуясь лишь Всевышнему, а больше никому.