Она сидела в ущелье воронов и смотрела на Блиндбол. Здесь она однажды стояла с Тейном и слушала его гневные речи о старинной несправедливости. Сейчас она сидела здесь, потому что это было единственным местом в Равнхове, куда не долетали звуки приготовлений. Тут не было ни звона кольчуг и мечей, ни грохота щитов, которые складывают на повозки и вывозят на равнины. У Хирки оставалось всего несколько дней, и она не собиралась наполнять их звуками приближающейся смерти. Она хотела слушать, как болтают вороны. Всё остальное – лишь свидетельство имлингской глупости.

Ущелье воронов пересекало плато, на котором располагалась усадьба хёвдинга, и упиралось в горную стену высоко над уровнем леса. Отсюда Блиндбол казался предательски простым для передвижения местом, но она-то знала правду.

Долины Блиндбола были глубокими, а леса густыми. Требовались часы, чтобы обойти каждую из огромных скал. К тому же из леса все скалы казались одинаковыми, и путник начинал думать, что ходит кругами, или терял рассудок.

Хирка посмотрела наверх, на вершину горы Бромфьелль. Там находится круг воронов. Каменный круг. Путь из этого мира. Сегодня Хлосниан уже вынес ей приговор. Семь дней. Это всё, что она может получить. Значит, им надо подняться на гору и осмотреться. Может быть, он поможет ей вернуться домой. Он сказал, у земли есть пульс. Иногда Поток силён, иногда слаб, как воспоминание. Хлосниан сказал, что он не слишком хорошо сливается с Потоком. Его даром была чувствительность. Именно поэтому он служил Совету в качестве заклинателя камней. Он мог слышать этот пульс, мог ощущать сезонные и погодные приливы и отливы Потока. Камни запоминают Поток. Камни помнят всё, что было давно и не очень. Хлосниану требовался сильный прилив, чтобы помочь ей попасть домой. Такой прилив произойдёт через семь дней.

Всё в Хирке противилось этому, но её борьба была сродни борьбе против течения, которое подхватило её и перебросило через край водопада. Её мнение не имело никакого значения. Её путь избран уже давно. Равнхов никогда не сможет стать ей домом, каким бы родным он ей ни казался. И Ример никогда не будет принадлежать ей, какой бы частью её сердца он ни владел. В такой кровной несправедливости можно утонуть. Хирка должна уйти. А всё, что она любит, должно остаться.

Кто-то приближался к ней сзади. Это Ример, даже оборачиваться необязательно. У него особенная походка. В Хирке проснулась жажда Потока, и это раздражало её. Кто она? Кошка перед пустой миской из-под сливок? В таком случае с этим надо научиться жить, потому что она больше никогда не увидит Поток.

Он присел на корточки рядом с ней. Ример был готов к отъезду, одет в чёрное, с мешком на спине. Колкагга. Хирка сидела над обрывом и болтала ногами, потому что знала, что он не станет делать то же самое.

– Ты думаешь о войне? – спросил он.

Она помотала головой.

– Я думаю о спасении.

– Спасение могло бы существовать, но Всевидящего нет, – впервые она услышала, как он произносит это без боли в голосе.

– Он существует, если ты позволяешь ему существовать.

– Ты говоришь, как Илюме, – сказал он.

– Слышал бы ты её. Она знала. Всевидящий есть. Если ты позволяешь Ему быть. Это ты Всевидящий, Ример.

Он посмеялся.

– У меня нет власти менять волю имлингов.

– Тогда какой смысл уходить?

Он ответил не сразу, чем подтвердил её подозрения. Он собирался сделать выбор. Неверный выбор.

– Мне здесь не место. Я Колкагга.

– Колкагга? – Хирка фыркнула. – Трудно придумать худшее место для пребывания имлинга, у которого нет никакой власти.

– Придётся попробовать. Я должен ответить за то, что совершил.

Хирка сжала зубы. Он говорит, как идиот. Как будто не понимает, как работает этот мир. И это он, тот, кто смеялся над ней, потому что она этого не понимала. Потому что она была наивной. Он собирается вернуться к Колкаггам. Приползти, как собака. Предложить свою жизнь взамен жизней товарищей, которых он убил. Что хорошего это может принести? Что хорошего это принесло отцу?

– Так кто же ты, Ример? Ребёнок? Ты Тейн? Такой ты? Ты больше не можешь убегать. Тебе некуда бежать. Ты думаешь, что понесёшь ответственность, когда позволишь Колкаггам убить тебя за то, что ты сделал. Но это не ответственность. Умереть – это сбежать, Ример! Ты выбираешь самый лёгкий выход из всех.

Она увидела, что он удивлён. А чего он ждал? Что она скажет «спасибо за всё и удачи тебе»? Что она поймёт? Это он не понимает. Хирка встала.

– Однажды ты спросил меня, кто я. «Кто ты, Хирка?» – спросил ты. Но не я, а ты не знаешь ответа на этот вопрос, Ример. Я Хирка. Я бесхвостая. Дитя Одина. Я та, кто здесь не дома. Единственное, что было у тебя, – это Всевидящий. Кто ты без Него? Уже мёртвый? Прекрасное достижение.

С каждым словом её сердце билось всё тяжелее. Она увидела, как по его лицу промелькнула тень боли, и это принесло ей сладкую боль, которую она не могла остановить.

– Ты думаешь, мне хочется покинуть этот мир? Ты думаешь, я сбегаю, Ример? Разумеется, я не хочу. Но всё равно делаю. Потому что должна. И потому что никто не может сделать этого за меня.

Он не ответил. Ример следил за ней глазами, пока Хирка расхаживала взад-вперёд по краю обрыва. Вороны беспокойно шевелились в кустах.

– Ты наследник кресла! Кресла, которого ты никогда не хотел и о котором никогда не просил. Но знаешь что, Ример? Может быть, ты и не хочешь, но ни у кого другого нет способностей распоряжаться этим креслом. Никто другой не сможет свергнуть Совет, который тебе так нравится ненавидеть. Никто другой не сможет помешать ста тысячам имлингов столкнуться там, на равнинах. Никто!

Она указала на леса.

– Через несколько дней небо почернеет от кричащих воронов, и они наедятся досыта! Потому что ты ослеплён ненавистью! Разве ты не видишь, что Совет – это единственное место, из которого можно изменить мир? Неужели ты настолько слеп?!

Он не поднялся и не смотрел на неё. Он сделал свой выбор. Хирка в отчаянии рассмеялась.

– Слеп, да… И никто другой не может остановить слепых! Никто другой не может помешать Урду уничтожить мир самым ненормальным из всех возможных способов. Никто другой не может заставить его заплатить за Илюме. И никто другой не сможет остановить Рамойю. Неужели ты действительно думаешь, что кучка наставников воронов может сделать работу, которая предназначена для тебя? Они погибнут, все до одного! Их ждёт бесполезная кровавая баня – а ты в это время будешь прятаться в Блиндболе!

Как только она прокричала это, то поняла, как давно хотела это сказать. Она думала, это поможет, но всё оказалось не так. От того, что она говорила с ним так, будто презирает его, она не стала презирать его, а просто почувствовала себя плохо, её подташнивало.

Ример поднялся.

– Какая разница, что я буду делать? Ты всё равно уходишь, – его голос звучал более хрипло, чем обычно. Хирка опустила руки. Тяжесть его слов упала на неё и разбила вдребезги всё, что, как ей казалось, она знает. Она нужна ему. Она думала, всё наоборот, и всегда было наоборот. Теперь Хирка взглянула на всё, через что им пришлось пройти, другими глазами. Он помогал ей во время Ритуала не потому, что ей была нужна помощь. Ему требовалось противопоставить себя Совету. Он протащил её через весь Блиндбол не ради неё, но ради себя самого.