Увидев имя Леонарда в сочетании со словом «убитый», Фрэнсис опять почувствовала страх. Испугавшись, как бы он не начал возрастать, превращаясь в изнурительный ужас вроде вчерашнего, она поспешно отложила газету в сторону. Какая, собственно, разница, прочитает она или нет? Что это изменит? Они с Лилианой приняли решение.

После полудня к ним с матерью нанес визит сержант Хит. Он пришел удостовериться, что они видели новости в прессе, и сообщить, что их показания будут зачитаны в полицейском суде в четверг утром. Им нет необходимости лично присутствовать на слушании, сказал сержант, если только они сами не пожелают, а у них вряд ли есть такое желание. О, мисс Рэй собирается пойти? Это полностью на ее усмотрение, конечно же… Да, они с инспектором Кемпом довольны, что наконец поймали преступника. Жаль, что мистер Уисмут не заговорил раньше, тогда он избавил бы всех от многих неприятностей и переживаний – но, разумеется, никто не жалеет об этом больше самого мистера Уисмута, у которого теперь начались собственные неприятности: ему предъявлено обвинение в даче ложных показаний и препятствовании следствию. Вдобавок мистера Уисмута бросила невеста, мисс Никсон! Ну, в данных обстоятельствах оно и неудивительно…

Сержант Хит был оживлен и словоохотлив, держался непринужденно, без тени прежней настороженности, сильно нервировавшей Фрэнсис. Он не упомянул о Лилиане. Не упомянул о страховом полисе. Они с инспектором, вспомнила Фрэнсис, однажды с уверенностью охарактеризовали убийцу как «вполне приличного человека, с устойчивым распорядком жизни», но, похоже, сержант забыл и об этом тоже: этот Уорд, со смаком сказал он, «отъявленный негодяй, да-да, настоящий бандит». Фрэнсис понимала, что надо бы исподволь расспросить полицейского, выяснить разные важные подробности, но сомневалась, что у нее хватит хитрости и хладнокровия на это. В любом случае он пробыл у них всего лишь десять минут. Ему еще нужно опросить людей в Бермондси, мать и соседей Уорда. Фрэнсис проводила сержанта до двери, потом немного постояла у окна в гостиной, наблюдая, как он садится на велосипед и отталкивается от бордюра. Она со стыдом поняла, что испытывает точно такое же чувство, какое вчера утром испытала Лилиана: просто громадное облегчение – словно непосильная тяжесть свалилась у нее с плеч и все напряжение разом отпустило при виде того, как сержант решительно и целеустремленно направляется прочь из ее жизни в чью-то еще жизнь.

Тем не менее ночью Фрэнсис спала уже не столь крепко. А к утру четверга в ней опять стало нарастать знакомое нервное нетерпение, непреодолимое желание сунуться в самую гущу событий, чтобы выяснить, насколько плохо обстоят дела. Полицейский суд находился в двух-трех милях от Чемпион-Хилл, рядом с площадью Элефант-энд-Касл. Фрэнсис вышла из дома заблаговременно, чтобы успеть туда прежде, чем соберется толпа. Однако утренние газеты сообщили о предстоящем слушании, и Фрэнсис, шагая по улицам Кеннингтона, ощущала разлитое в воздухе возбуждение, а когда свернула за последний угол – так и опешила при виде толпы людей, которые толкались у скромного входа в здание суда, все как один исполненные решимости прорваться в зал заседаний. Она совершенно не представляла себя там среди них, энергично работающей локтями в давке. Но ей необходимо попасть на слушание, необходимо все знать. Чтобы иметь возможность повлиять на события, если парня постановят предать суду за убийство. И потом, мало ли что может сделать или сказать Лилиана, если ее не будет рядом.

Фрэнсис уже начала паниковать, когда вдруг увидела констебля Харди, направляющегося к зданию. Он признал в ней хозяйку дома, в который принес страшную новость памятным субботним утром, и провел ее от двери общего пользования к отдельному входу для свидетелей.

Там констебль сразу же ее покинул, и она впала в такую же растерянность, в какой находилась перед коронерским дознанием – что делать? куда идти? – только на сей раз была совсем одна. Даже когда она заметила в другом конце заполненного народом вестибюля мужа Нетты, Ллойда; даже когда увидела Лилиану, серьезную и взволнованную, которая стояла прямо за ним, рядом с матерью и Верой, внимательно выслушивая какого-то мужчину, вероятно адвоката, – даже тогда Фрэнсис не сумела решить, как себя вести. Встретившись с ней глазами, Вера слегка нахмурилась, словно недоверчиво подумав: «Как, и вы здесь?» Во всяком случае, она не пригласила Фрэнсис присоединиться к ним, хотя и кивнула в знак приветствия. Лилиана тоже подзывать не стала. Она взглянула на нее, продолжая внимательно слушать адвоката, и на ее бледном лице промелькнула тень тревоги. Вскоре к ним подошел другой мужчина и повел Лилиану прочь; все родственники повернулись и последовали за ней. Ко времени, когда Фрэнсис добралась до зала заседаний, они четверо уже сидели на скамье в первом ряду. Не получив от них приглашения сесть рядом, Фрэнсис заняла место на другой скамье, с самого края.

Скамья под ней казалась чуть липкой. Помещение представляло собой копию судебного зала, где проводилось дознание: такие же помпезные стеновые панели, такие же троноподобные кресла, такие же медальоны с коронами, только все более грязное и обшарпанное. Единственным отличием было отгороженное квадратное пространство – что-то вроде лошадиного стойла – перед судейским столом. Фрэнсис несколько раз скользнула по нему взглядом, прежде чем сообразила, что это, конечно же, скамья подсудимых. Во Фрэнсис опять шевельнулась паника – и тогда она увидела, как далеко сидит от всех выходов. А вдруг накроет ужасом, как вчера? Вдруг ей станет дурно или она лишится чувств?

Но было уже слишком поздно. Скамьи быстро заполнялись репортерами, должностными лицами. Фрэнсис заметила инспектора Кемпа, который больше обычного походил на банковского чиновника сейчас, когда склонялся над скоросшивателем с бумагами, внося авторучкой какие-то пометки в печатный текст. В следующую минуту двери открылись для публики, и в зал вошли три-четыре десятка человек, на чьих лицах было написано одинаковое чувство – отвратительное ликование покупателей, сумевших урвать лучшие товары на январской распродаже. Рядом с Фрэнсис плюхнулась женщина лет пятидесяти пяти. Она шумно выдохнула, закатила глаза, расстегнула две верхние пуговицы своего клетчатого шерстяного пальто и несколько раз оттянула лацкан, проветривая вспотевшую грудь. Как дело об убийстве, так всегда страшная давка, верно? Фрэнсис издалека добиралась, нет? Она лично аж из Паддингтона приехала. Обычно она ходит в суды с подругой – вдвоем проще места занять, – но сегодня у подруги разыгралась невралгия, и вот ей и пришлось одной пойти. Впрочем, оно того стоит. Не пропускать же такое громкое дело; она следила за ним по газетам. Ох и расстроится же подруга, когда узнает, что ей удалось пробиться на слушание!

Говоря все это, женщина беспрестанно шныряла глазами по залу; наконец ее взгляд впился пиявкой в Лилиану:

– Ага, вот и вдова. Совсем не такая красотка, как на фотографиях, согласны? Да, я очень разочарована. А дамы с ней рядом – мать и сестра, полагаю. Не знаю, что за мужчина сидит с ними… О, а это еще кто? – Она повернула голову к дверям, которые распахнулись, впуская троих новоприбывших.

Это были отец Леонарда, дядя Тэд и старший брат Дуглас. Они вошли с неловким видом, и судебный служащий провел их на места. «Нам сюда сесть?» – донесся сквозь общий гул голос Дугласа, и Фрэнсис опять похолодела: ну точь-в-точь голос Леонарда.