Наступившая в этой точке депрессия имела все типичные характеристики. Между 1929 и 1932 гг. из в 24 000 банков более 5000 лопнули или приостановили платежи[499]. К тому же произошло резкое сжатие кредита, и валовые частные инвестиции сжались с 15 млрд долл. в 1929 г. до всего лишь 1 млрд долл. в 1932 г. Кроме того, в 1933 г. безработица достигла своего пика и составила около 27 % активного населения.

Продолжительность и особую суровость Великой депрессии, длившейся целое десятилетие, можно понять лишь с точки зрения ошибок экономической и кредитно-финансовой политики, совершенных главным образом [республиканской] администрацией Гувера (президент Гувер был переизбран в 1928 г.), но также и демократом-интервенционистом Рузвельтом. Фактически были предприняты все самые контрпродуктивные меры, обострившие проблемы и воспрепятствовавшие достижению стадии восстановления. В частности, принудительная и искусственная политика поддержки ставок заработной платы усилила безработицу и предотвратила передачу производственных ресурсов и рабочей силы из одной отрасли в другие. К тому же колоссальное увеличение государственных расходов в 1931 г. стало другой серьезной ошибкой экономической политики. В том году государственные расходы возросли с 16,4 % валового внутреннего продукта до 21,5 %, а бюджетный дефицит составил более 2 млрд долл. Власти ошибочно решили сбалансировать бюджет, повысив налоги вместо сокращения государственных расходов: подоходный налог возрос с 1,5–5 % до 4–8 %, были отменены многие вычеты, а предельные налоговые ставки на самый высокие доходы резко возросли. Аналогичным образом были повышены корпоративные налоги – с 12 до почти 14 %, а налоги на недвижимость и подарки удвоились, достигая максимального уровня 33,3 %.

Кроме того, общественные работы, считавшиеся необходимыми для смягчения проблем безработицы, финансировались крупномасштабным выпуском государственных ценных бумаг, которые в конечном счете поглощали и без того скудное предложение наличного капитала, нанося вред частному сектору.

Франклин Д. Рузвельт, сменивший Гувера на выборах 1932 г., продолжал эту пагубную политику и считал ее катастрофические результаты шагом вперед[500].

Рецессии конца 1970-х – начала 1990-х годов

Наиболее характерная черта экономических циклов после Второй мировой войны состоит в том, что они происходили из-за намеренного проведения инфляционной политики, направляемой и координируемой центральными банками. В течение послевоенных десятилетий и до самого конца 1960-х годов кейнсианская теория убеждала, будто «экспансивная» фискальная и кредитно-финансовая политика может предотвратить любой кризис. Мрачная реальность заявила о себе с наступлением суровой рецессии 1970-х годов, когда стагфляция подорвала и дискредитировала кейнсианские допущения. Кроме того, 1970-е годы и стагфляция фактически ознаменовали возрождение интереса к австрийской экономической школе, и в 1974 г. Хайек получил Нобелевскую премию по экономике именно за свои исследования в области теории экономических циклов. Фактически кризис и стагфляция были «испытанием огнем», которого кейнсианцы не пережили, а предсказывавшие эти явления теоретики австрийской школы получили огромное признание. Единственный просчет австрийцев, по признанию Хайека, состоял в том, что в самом начале они ошиблись относительно длительности инфляционного процесса, который, не сдерживаемый старыми требованиями золотого стандарта, продлевался дополнительными дозами кредитной экспансии и занял два десятилетия. Результатом было беспрецедентное явление: острая депрессия, сопровождавшаяся высоким уровнем инфляции и безработицы[501].

Кризис конца 1970-х годов принадлежит к новейшей экономической истории, и мы не станем обсуждать его подробно. Достаточно будет сказать, что затронувшая весь мир корректировка была весьма дорогостоящей. Возможно, после столь горького опыта и на фоне восстановления экономики от западных финансовых и экономических властей можно было бы ожидать принятия необходимых предупредительных мер, с тем чтобы в будущем избежать повсеместной кредитной экспансии и соответственно будущего спада. К сожалению, этого не произошло, и, несмотря на все усилия и издержки, связанные с восстановлением западных экономик после кризиса конца 1970-х годов, во второй половине 1980-х мир вновь стал свидетелем крупномасштабной кредитной экспансии, начавшейся в США и распространившейся по Японии, Англии, а затем и на весь остальной мир. Несмотря на «предупреждения» фондовой биржи, и особенно на крах Нью-йоркской фондовой биржи в «черный понедельник» 19 октября 1987 г. (тогда индекс Нью-йоркской фондовой биржи упал на 22,6 %), финансово-кредитные власти отреагировали нервным впрыскиванием в экономику массивных новых доз кредита для поддержки индексов фондового рынка.