Она не хотела убегать отсюда. Совсем не хотела. Но она кивнула.

Госпожа Маурина поцеловала ее в лоб.

– Скажи моей Элиде… – Голос женщины дрогнул. – Скажи моей Элиде, что я ее очень люблю.

В коридоре слегка поскрипывали половицы. Всадник приближался к кухне. Госпожа Маурина вытащила девочку из-под стола, поставила на ноги и подтолкнула к кухонной двери, слегка ее приоткрыв.

– А теперь беги!

Госпожа Маурина вытолкнула ее в темноту.

Дверь захлопнулась. Аэлина осталась наедине с холодным ночным воздухом и деревьями, среди которых вилась дорожка к мосту. Она пустилась бежать. Ноги были свинцовыми. Холодная земля обжигала голые ступни. Она добежала до первых деревьев, а затем… затем в кухне громко хлопнула внутренняя дверь.

Аэлина схватилась за ствол. У нее подгибались колени. Сквозь кухонное окно ей было видно госпожу Маурину: дрожащую, с двумя кинжалами в руках. Перед нею стоял высоченный, широкоплечий человек в плаще с глубоким капюшоном.

– Ты ее не найдешь! – выкрикнула Маурина.

Приехавший что-то сказал, отчего Маурина бросилась к двери. Нет, она не пыталась убежать. Женщина загородила собой дверь.

Рядом с этим человеком госпожа Маурина сама казалась девочкой.

– Она еще ребенок! – закричала Маурина.

В этом громком крике смешались гнев, ненависть и отчаяние.

Почему она прячется за деревьями, смотрит и не бежит на помощь? Ведь она умела владеть кинжалом и небольшим мечом. Они с Эдионом упражнялись. Маурине нужна ее помощь.

Человек выхватил меч и кинулся на Маурину. Она увернулась и прыгнула на него, нанося беспорядочные удары кинжалами.

А затем помогать было уже поздно и некому. Верзила сбросил с себя Маурину и сильно толкнул. Она отлетела и врезалась в край стола. Хрустнула сломанная кость. Маурина замерла. Дугой сверкнул занесенный меч, нацеленный на шею Маурины. Через мгновение стол сделался красным.

Она достаточно знала о смерти, чтобы понимать: если голову отсекли от тела, это конец. Госпожи Маурины, горячо любившей мужа и дочь, больше не было. Взрослые называли такой шаг самопожертвованием.

И она побежала. Между голыми деревьями, по стылой земле. Кусты впивались ей в одежду, отрывали лоскуты, жалили кожу. Убийца Маурины и не думал таиться. Громко хлопнув кухонной дверью, он обошел дом, сел на лошадь и пустился в погоню. Эхо от лошадиных копыт заставляло содрогаться весь лес. Наверное, то была какая-то особая порода лошадей. Другие бы не выдержали адарланских чудовищ.

Зацепившись за корень, она ничком грохнулась на землю. Вдалеке шумела река, наполовину освободившаяся ото льда. Раз она слышит шум воды, до моста не так уж далеко. Но она растянула лодыжку, и каждый шаг сопровождался болью. Ей было не выбраться из переплетения корней, под которыми хлюпала раскисшая глина. Она ломала ногти, царапая ими землю. Пальцы горели от холода.

Взвизгнул меч, вынимаемый из ножен. Земля, по которой она ползала, вздрагивала от конских копыт. Всадник был все ближе и ближе.

Госпожа Маурина пожертвовала собой. Скорее всего, напрасно.

Как и все живущие, она ненавидела смерть. Но еще больше она ненавидела напрасные жертвы. Эта мысль заставила Аэлину еще неистовее хвататься за корни, пленившие ногу.

В темноте мелькнули несколько пар маленьких глаз. Крошечные пальчики проворно отогнули корни и освободили ее ногу. Она даже не успела поблагодарить Маленький Народец. Ее помощники исчезли. Теперь – бежать. Бежать, прихрамывая, но бежать. Всадник был совсем близко. Он несся через заросли папоротника-орляка, топча бурые стебли. Но он не знал дороги, а она знала. Она ходила здесь столько раз, что темнота не была для нее помехой.

Главное – добежать до моста. Он не отважится ехать по мосту верхом и сам не побежит, чтобы мост не обрушился. Она сумеет опередить его, а на той стороне ему ее уже не найти. Только бы поскорее добраться до моста.

Вот и просвет в деревьях. Шум воды резко усилился. Река совсем рядом. Она бежала, не оборачиваясь, и не видела, а слышала, как его лошадь мчится между деревьями. Слышала свист занесенного меча. Она даже знала, что он намеревался сделать: раскроить ей голову пополам.

В слабом свете показавшейся луны темнели столбики моста. Два – на одной стороне, два – на другой. Она добежала! Осталось всего ничего. Она возле моста!

Чувствуя у себя на затылке жаркое дыхание его лошади, она пронеслась между столбиками и прыгнула на доски моста.

Прыгнула в воздух.

Она не могла ошибиться. Вот они, столбики…

Всадник перерубил крепления моста, и тот рухнул.

Это было единственным, о чем она успела подумать. Ей даже не хватило времени, чтобы закричать. Она влетела в ледяную воду и камнем пошла на дно.

* * *

Вот так.

Госпожа Маурина поставила судьбу королевства выше своей собственной, выше судеб мужа и дочери, которые напрасно будут ее ждать.

Сломанный мост сломал и все остальное. Разрушил то, кем была Аэлина Галатиния и кем она обещала стать.

Селена лежала на земле. На дне мира. На дне ада.

Этот момент ее воспоминаний был запретным. Она не могла, не решалась прикоснуться к нему.

После ее падения в реку были и другие воспоминания, но какие-то неясные: ледяное крошево, черная вода и странный свет. Потом начинался провал, длящийся до мгновения, когда она очнулась на камышовом берегу, далеко от места падения. Она увидела склонившегося над нею Аробинна. Потом опять провал и… жесткая постель в заброшенной крепости, жуткий холод. Амулет Оринфа остался в реке. Наверное, его магия и уберегла ее от смерти.

Затем началась совсем иная жизнь. Ее страх, отчаяние и чувство вины получили новую направленность. Ненависть – тоже. Ненависть помогла ей возродиться, гнев помогал жить. А воспоминания она похоронила внутри сердца и никогда не навещала могилу своей памяти.

Она приняла жертву госпожи Маурины и стала чудовищем; почти таким же, как рослый всадник и убийцы ее родителей и дяди.

Потому она не могла вернуться и не возвращалась на родину.

Она никогда не просматривала списки казненных. Ни в первые недели захвата Террасена, ни годы спустя. Но она знала, что мужа Маурины казнили. Кавина и его гвардейцев – тоже. А сколько детей погибло… таких ярких огоньков. Их она тоже не спасла.

Селена вцепилась в землю.

Об этом она не могла рассказать ни Шаолу, ни Дорину, ни даже Элиане. А когда Нехемия подстроила собственную смерть, думая, что этим заставит ее действовать… жертва эйлуэйской принцессы тоже оказалась… напрасной. Все жертвы были напрасными.

Ей нельзя убирать рук от земли. Ниже – пусто. Ей больше некуда идти, негде спрятаться от правды.

Она не знала, сколько времени провела на этом странном дне и где вообще оно находилось. Постепенно она вновь почуяла присутствие валгских демонов. Тени их мыслей, полных недовольства. Еще бы: они рассчитывали попировать, а им дозволялось лишь снимать пробу. Довольствоваться маленькими кусочками. В ее сторону они даже не смотрели. Зачем, когда они победили? Селена была этому рада. Пусть делают что хотят. Пусть Наррок потащит ее в Адарлан и швырнет к ногам короля.