– А у тебя были братья или сестры, Олух?

Он задумался.

– Мама была старая, слишком старая, чтобы у нее были дети. Вот я и родился глупым. Так Проки сказал.

– Боги… Похоже, этот Проки был симпатичным парнем, – язвительно заметил принц, и Олух с подозрением на него посмотрел.

– Принц хочет сказать, что Проки плохо с тобой обращался, – пояснил я ему.

Олух пожевал верхнюю губу, затем кивнул и сообщил нам:

– Никогда не называй Проки «папа». Никогда.

– Никогда, – согласился с ним Дьютифул, и я понял, что именно в этот момент его отношение к Олуху переменилось. Склонив голову набок, принц посмотрел на грязного, уродливого человечка. – Олух, а ты можешь обратиться ко мне при помощи Скилла, но так, чтобы только я тебя слышал, а Том нет?

– Зачем? – удивился Олух.

– Чтобы стать учеником, – вмешался я. – Учеником, а не слугой.

Олух несколько минут сидел, раздумывая над предложением Дьютифула. Кончик его языка касался верхней губы. И вдруг принц громко расхохотался.

– Песья вонючка? Почему ты его так называешь?

Олух скорчил гримасу и чуть приподнял одно плечо, показывая, что не знает. И вдруг я понял, что тут кроется какая-то тайна. Дело было не в том, что он не знал, он не хотел говорить. Неужели Олух чего-то боится? Я сделал вид, что мне весело.

– Все в порядке, Олух. Можешь ему рассказать, если хочешь.

Мне показалось, что мои слова его смутили. Может быть, кто-то сказал ему, что он не должен мне говорить? Чейд? Олух смотрел на принца и хмурился. Потом он заговорил. Я ожидал, что он расскажет принцу о моем Уите и что он каким-то образом почувствовал мою прежнюю связь с волком. Но он произнес слова, от которых я похолодел.

– Они так его называют, когда про него спрашивают. Которые в городе живут. Они дают мне денежки на орехи и конфетки. Песья вонючка и предатель. – Олух, улыбаясь, повернулся ко мне, и я заставил себя улыбнуться ему в ответ.

– Правда, они так говорят? Какие мерзавцы!

Улыбайся, Дьютифул. Громко смейся, только не связывайся со мной Скиллом.

Я послал ему свою мысль, сузив ее до крошечной точки, но Олух все равно начал беспокойно переводить взгляд с меня на принца. Дьютифул побледнел, но послушно расхохотался. Его громкое «ха-ха-ха» не имело ничего общего со смехом, казалось, его вот-вот вырвет. Я решил предпринять последнюю попытку.

– Это говорит человек с одной рукой, так ведь?

Олух не слишком уверенно улыбнулся, и я понял, что ошибся.

– Нет, не он. Он новый. Он почти не говорит. Но когда я рассказываю, они дают мне денежку, а он повторяет: «Хорошенько следи за бастардом. Следи хорошенько». И тогда я отвечаю: «А я и слежу. Я слежу».

– Ну, ты все хорошо делаешь, Олух. И заслужил свою денежку.

Он принялся раскачиваться на стуле, довольный собой.

– Еще я слежу за золотым человеком. У него красивая лошадка. И шляпа с перьями, а на перьях глазки.

– Точно, – согласился я. Во рту у меня все пересохло. – Ты хотел получить такое перо.

– Я могу его получить, когда его не будет, – спокойно сообщил мне Олух. – Так сказали те, из города.

Я понял, что задыхаюсь. Олух сидел и кивал, довольный собой. Тупой слуга Чейда, слишком тупой, чтобы понимать, какая опасная тайна ему доверена, продал нас за несколько монет. И все потому, что я оказался слишком глуп, чтобы догадаться: человек, окруженный чужими секретами, сути которых он не понимает, может иметь собственные. Что он видел и кому успел об этом рассказать?

– На сегодня все, урок закончен, – с трудом проговорил я, надеясь, что Олух сразу же уйдет, однако он остался сидеть.

– Я все хорошо делал. Хорошо. И не виноват, что крыса умерла. Не хотел я, чтобы она умерла. Он сказал: «Крыса будет твоим другом», а я ответил: «Нет, меня один раз укусила крыса». А они говорят: «Возьми ее. Она хорошая. Корми и приноси с собой, когда будешь к нам приходить раз в неделю». Я так и делал. А потом она умерла, под миской. Наверное, миска на нее упала.

– Наверное, Олух. Наверное. Но ты не виноват. Ни в чем.

Больше всего на свете мне хотелось помчаться к Чейду, но я вдруг понял, что Чейд ничего этого не видел. Он не знал. И не может больше защитить своего ученика. Пора мне самому о себе позаботится. Я хлопнул себя по лбу, словно неожиданно вспомнил кое-что важное.

– Кстати, Олух, ты сегодня к ним не собираешься?

Олух посмотрел на меня так, будто я сказал страшную глупость.

– Нет. Не когда пекут хлеб. Когда стирают. Когда простыни вешают сушиться. Вот тогда я иду и получаю денежку.

– В день стирки. Конечно. Это завтра. Хорошо. Я ведь не забыл про пирожное с розовой глазурью. Я собирался дать тебе его сегодня. Ты можешь подождать меня в комнате Чейда? Я обязательно его принесу, только мне нужно время.

– Пирожное с розовым сахаром. – Олух напряженно пытался вспомнить.

Мне показалось, что он забыл о моем обещании. Я попытался вспомнить, что еще он просил. Шарф, как у Роуди. Красный. Изюм. Я напряженно думал, словно вернулся в детство и отвечал урок Чейду. Что еще? Нож. И перо павлина. А также деньги на конфеты или конфеты. Нужно все это добыть до завтра.

– Да. Пирожное с розовым сахаром. Не горелое. Я знаю, ты их любишь. – Я молил всех богов, чтобы такое нашлось на кухне.

– Да! – Маленькие глазки Олуха загорелись от предвкушения. – Да, я подожду. Принеси поскорее.

– Ну, очень быстро не выйдет. Но сегодня ты обязательно его получишь. Ты подождешь меня и не будешь никуда уходить?

Олух нахмурился, когда я сказал, что быстро не выйдет, а потом неохотно кивнул.

– Хорошо, Олух. Ты отличный ученик. А теперь иди в комнату Чейда и подожди меня.

Как только за ним закрылась потайная дверь, Дьютифул открыл рот, собираясь что-то сказать, но я знаком показал ему, чтобы он молчал. Я дождался, когда стихнут шаги Олуха, и опустился на свой стул.

– Лодвайн, – в ужасе прошептал Дьютифул.

Я кивнул, потому что еще не пришел в себя настолько, чтобы говорить. Лодвайн назвал меня «бастардом». Что он имел в виду – ублюдок или Бастард?

– Что делать?

Я поднял глаза на принца. Дьютифул был бледен и со страхом смотрел на меня. Нам не помогли ни стены, ни шпионы Чейда. Неожиданно я понял, что лишь я один стою между Дьютифулом и Полукровками. Возможно, так было всегда. Я вдруг обрадовался, что Лорел исчезла и Лодвайн не сможет до нее добраться. Значит, я могу, по крайней мере, не беспокоиться за нее.

– Ничего. Ты не должен делать ничего! – строго сказал я, когда он собрался запротестовать. – Веди себя так, будто ничего не произошло, чтобы никто не понял, что мы узнали о заговоре. Сегодняшний день не должен отличаться от всех остальных. Но тебе нельзя покидать замок. Ни на минуту.