Сознание его едва фиксирует приближающиеся шаги. Рэчет и Холден напряглись у него за спиной:

— Клык? Ирейзер вернулся.

Но Клык по-прежнему не шевелится и по-прежнему не выпускает из рук голову Майи.

Голос Ари, жесткий и наглый, врезается ему в мозг:

— Хрен с ней, Клычина. Чему быть — того не миновать. Она же клон, а их за десятку зеленых тебе сотню настругают.

Клык наконец очнулся.

— Мы с тобой еще разберемся, — прошипел он сквозь зубы.

Ари осклабился:

— Не сомневаюсь. Буду ждать с нетерпением. — Он круто развернулся и рявкнул в сторону валяющихся на земле изувеченных ирейзеров: — Эй, вы, дохлятина, чего разлеглись?

Со стонами и завываниями здоровенные туши зашевелились и, кто ползком, кто на карачках, потащились к грузовику.

— Трус! — заорал Рэчет и запустил вслед Ари свой окровавленный домкрат. Тот отскочил в сторону, и железяка звякнула о борт машины. Хохот Ари эхом пронесся по пустыне. Потом взревели моторы, и не прошло и минуты, как весь конвой умчался, оставив за собой облако красной пыли.

Они остались одни. Клык погладил лицо Майи, стер с него кровь и закрыл ей глаза. Он заставил себя выпустить из рук ее уже остывающее тело и насилу поднялся на ноги. Ему кажется, что это он умер.

«Смерть за смерть! Ари недолго жить осталось», — клянется себе Клык.

Как только я вошла в класс биологии, в нос мне шибанул тошнотворный запах формальдегида. Да здравствуют кошмары моего детства! Сегодняшний школьный день обещает еще больше радостей, чем обычно!

— Здравствуй, Макс! Рад тебя видеть на своем уроке, — приветствует меня доктор Вильямс.

Ну подумаешь, опоздала. Уже и в туалете нельзя задержаться. Я мрачно киваю ему в ответ и на зависть всем ревнивым девицам в классе плюхаюсь за парту рядом с Диланом.

Вонючие препараты мгновенно меня достали. Иными словами, мне хочется вскочить и с диким криком пуститься со всех ног бежать отсюда подальше. Мельком глянула на Игги, сидящего от нас через два стола. Он белее простыни. Зуб даю, его уже тоже совсем с катушек снесло.

Доктор Вильямс проходит по рядам и раздает пачки бумаги:

— Сегодня у нас практическая лабораторная работа. Будем препарировать. Для некоторых из вас это первое вскрытие. Не беспокойтесь, ничего сложного в этом нет, но если кого-то затошнит, вон там в углу специальный таз поставлен. Прошу вас, постарайтесь до него добежать.

Препарировать! Этого мне только не хватало.

Глянула на мои листки с заданием, и живот мне тут же скрутило: «Лабораторная работа: Расчленение цыпленка».

А как же иначе! Со мной иначе никогда не бывает! Со мной вечно так: чем хуже, тем лучше. Почему именно нам надо препарировать существо с крыльями? Лягушку там или червя — еще куда ни шло. За что нам с Диланом цыпленок достался?

Одноклассники шумят вокруг. Кое-кому не терпится начать, и они возбужденно гремят скальпелями и зажимами. Другие настороженно и опасливо шушукаются. Помалкиваем только мы с Игги и Диланом.

Доктор Вильямс подходит к нашему столу, протягивая мне полиэтиленовый мешочек с упакованной в нем тушкой цыпленка. Изо всех сил стараюсь подавить тошноту и справиться с паникой. Отложив в сторону… пакет, концентрируюсь на напечатанном задании. В глаза мне сразу бросаются фразы типа «пересчитайте основные перья», «выньте сердце», «изучите воздушные мешки».

Где справедливость в этом чертовом мире? Боже, не дай мне свалиться в обморок перед всем классом!

Доктор Вильямс пододвигает цыпленка прямо мне под нос. Но ни мне, ни Дилану не хочется протягивать к нему руку.

— Давайте-давайте, берите защитные очки, надевайте перчатки, — энергично подгоняет нас Вильямс. — Вот инструменты. В инструкции все написано. Будут вопросы — подходите ко мне. Успехов!

Надеваю защитные очки, а Дилан пододвигает к нам инструменты для препарирования: скальпель, двое маленьких ножниц, пару пинцетов, зажимы и еще какие-то зловеще блестящие непонятного назначения штуковины.

— Ну, ты готов резать? — Голос у меня дрожит.

— Если хочешь, давай уйдем, — откликается Дилан. — Мне тоже не больно-то хочется этой вивисекцией заниматься.

Я стиснула зубы, расправила плечи и затрясла головой:

— Нет уж, давай, как все нормальные люди. У всех лабораторка по препарированию, значит, пусть и у нас тоже.

Его синие, как море, глаза смотрят на меня в упор.

Но, как только мы разложили цыпленка на препарировальном подносе, я тут же пожалела, что уперлась.

Почти без перьев, со сморщенной розовой кожей, он нелепо распластан на стальной подставке. Меня пробирает озноб и начинает потряхивать.

На маленьких крылышках там и сям до сих пор остались клочки пуха.

Белого.

Такого же, как у Ангела.

— Первый этап, — читает вслух Дилан охрипшим голосом. — Разложите цыпленка на спине. Закрепите оба бедра и ведите надрез вверх от тазовых костей.

В любой другой ситуации на слова «тазовые кости» я бы хихикнула, как любой нормальный подросток. Но сейчас я могу только тупо следовать инструкции, стараясь ни о чем не думать, только бы не вспоминать лабораторию, с ее с детства знакомыми запахами и звуками.

Вот и меня создали, чтобы быть таким же цыпленком. Его, как меня, растили в железной клетке. Его, как меня, генетически изменяли, чтоб достичь стандартной пропорции жира и мяса и чтоб мозги были поменьше, только бы он не понимал, что загнан в угол.

Может, и для меня так все кончится, как для этого цыпленка, среди скальпелей, игл и банок с формальдегидом.

Где я, в школьной лаборатории на уроке биологии или в Школе, в лаборатории белохалатников? Среди одноклассников или среди психованных фанатиков-генетиков? Голова у меня идет кругом.

Надо мной вырастает лицо доктора Вильямса:

— Макс, Дилан? Как вы, справляетесь?

До меня вдруг доходит, что я задыхаюсь. Пытаюсь выровнять дыхание и киваю:

— Все нормально. — Я поднимаю взгляд и невольно разглядываю морщины у него на лбу, жесткий оценивающий взгляд его зеленых глаз.

Кого-то он мне напоминает?

В мозгу у меня забили колокола тревоги. Опасность! Опасность! Вдруг он — один из белохалатников?

— Если честно, меня здорово тошнит, — бормочу я невнятной скороговоркой. — Игги, Дилан, пошли.

Игги дернулся на стуле и повернулся на мой голос.

— Пошли, Иг, — повторяю я, не обращая внимания на вопросительные взгляды Дилана. — Нам пора.

— Макс, по-моему, с мальчиками полный порядок, — пытается возразить доктор Вильямс. Никак не пойму, что слышится мне в его голосе, беспокойство или угроза.