class="p1">– Помните, что я буду писать отчет о нашей поездке, – сказал он.

Выдержал многозначительную паузу.

Продолжил:

– Слава Аверин на месте объяснит вам, что и как нужно делать.

Указал на старосту.

– А на дежурстве в доме останутся…

Доцент вдруг снова посмотрел на меня. Напрягся, будто вновь силился вспомнить мою фамилию. «Неужто сапоги зажал?» – пронеслась в моей голове мыслишка. Но проверить догадку я не сумел. Потому что у забывчивого руководителя так и не получилось совладать с памятью.

– Так… – оттягивая момент произнес он.

– Могильный и Фролович, – подсказал Пашка Могильный.

– Могильный и Фролович, – повторил усатый доцент.

Обреченно выдохнул.

– Все остальные студенты идут… за старостой.

* * *

Самым трудным испытанием для меня (недавнего генерального директора ГОКа) в этом сне или новой жизни казалась необходимость противиться привычке командовать. Хотелось разобраться в целях процесса, взять на себя бразды правления, наладить вертикаль управления, добиться понимания и поддержки со стороны коллектива. Мысленно подмечал все огрехи со стороны доцента и старосты. Сжимал челюсти, сдерживая так и рвавшиеся наружу ценные советы, критику и командирские поучения.

Спасало то, что прошлый год я провел в статусе безработного – целый год сдерживал начальственные порывы. Вот и теперь, наблюдая за неумелыми попытками Славки Аверина обуздать шумную толпу первокурсников, напоминал себе о том, что я больше не главная лягушка на болоте. Удел «Эй» – молчать, слушать и выполнять распоряжения. В одночасье «Эй» начальниками не становятся. А их попытки совершить резкий рывок вверх по социальной лестнице обычно не находят понимания у окружающих.

Из «Эй» всегда получались ценные, но низкооплачиваемые работники (кто везет, на том и едут) и козлы отпущения. Потому в любом коллективе первоначально необходимо обзавестись нормальным узнаваемым именем, а потом уже шевелить лапками в попытке возглавить человеческий социум. Нужды пробиться в начальники я сейчас не испытывал, потому что пока не разобрался в своих целях и потребностях. Предпочел временно оставаться сторонним наблюдателем.

* * *

На место работы студенты двинулись неорганизованной толпой, возглавляемой старостой. Первокурсники спорили, смеялись, помахивали здоровенными ножами, со стороны напоминая банду головорезов (меня удивила наивная беззаботность организаторов, вручивших недавним школьникам похожие на мачете тесаки). Кто-то залихватски свистел, надышавшись пыльным воздухом родных просторов. Бывшие солдаты попытались петь строевую – одногруппники их порыв не поддержали.

Единым коллективом студенты шагали лишь пару минут. На дольше их единства предсказуемо не хватило. И уже вскоре толпа разделилась на мелкие группы – как и там, около института, когда дожидались посадки в автобус. Парни вырвались вперед, возглавляемые Славкой Авериным. Девицы разделились на «кружки по интересам». Нежина не примкнула к девчонкам – шагала в сопровождении трех говорливых кавалеров, что, распушив хвосты, перекрикивали друг друга в попытке заслужить ее внимание.

Я делал вид, что шагаю вместе с группой Аверина, хотя с удовольствием отстал бы от всей этой шумной ватаги, выбрался бы из поднятого ногами студентов облака пыли, полюбовался бы на деревенские пейзажи. Подумывал переместиться в хвост растянувшейся процессии. Ветер дул сбоку – пыль улетала в поле. Ноги сами по себе замедлили движения (идти в похожих по весу на металлические колодки сапогах то еще удовольствие). Я очутился между группами из девчонок и парней. Вот только не сумел остаться там в одиночестве.

Меня дернули за рукав, я повернул голову, увидел догнавшую меня Пимочкину.

– Усик, – сказала она. – Почему ты расспрашивал о моей сестре?

Говорила Света строгим тоном, будто выносила мне порицание. Невольно почувствовал себя участником спектакля, поставленного неумелым режиссером. Странные декорации (экономили бюджет?), неумелые актеры, изъяснявшиеся слишком театрально, не как в реальной жизни – переигрывали. Вот и Пимочкина казалась одной из таких неумех, актрисой дешевого сериала. Я увидел в ее глазах крохотные отражения своего нового лица – лица Александра Усика (тоже актера?).

– Поосторожнее с инструментом, – сказал я.

Показал на тесак, которым студентка размахивала, будто дирижерской палочкой; сделал это собственным тесаком.

Светлана посмотрел на свой нож, нахмурилась, будто тот ей не понравился, но благоразумно опустила инструмент острием вниз.

– Не заговаривай мне зубы, Усик, – сказала она. – Откуда ты узнал о моей сестре?

У девицы побелел кончик носа (точно как у ее сестры!): рассердилась.

Я ответил:

– Ты сама мне о ней сказала.

– Не ври!

Резким тоном девица привлекла к нам внимание Нежиной и ее спутников. Парни оценивающе скользнули по мне взглядом, словно прикидывали, сумеют ли защитить от меня свою спутницу. Судя по их ухмылкам, особого впечатления моя тщедушная фигура на них не произвела. Альбина Нежина посмотрела на Свету – проверяла, не нужна ли той помощь. На меня она даже не взглянула, будто не заметила. Отбросила за спину косу, легким кивком велела кавалерам продолжить разговор.

– Я только предположил, что она у тебя есть. У многих есть сестры. Разве не так?

Внимание со стороны группы Нежиной Свете явно не понравилось: она заговорила тише.

– А если бы у меня был брат?

Я пожал плечами.

– У тебя сестра. Как оказалось. Угадал, такое случается.

– Зачем?..

Комсорг покосилась на Нежину.

Та проигнорировала ее взгляд.

– Зачем ты о ней заговорил? О моей сестре.

Желание уклониться от расспросов, похоже, проявилось на моем лице. Пимочкина схватила меня за рукав старой рубахи, которой я решил пожертвовать для битвы за урожай (иного варианта для рабочей одежды не придумал: не в майке-алкоголичке же идти на поле). Притянула к себе, не позволив сбежать.

– Отвечай, Усик!

– Ты совсем глупая, Пимочкина? – сказал я.

– Что?!

Доступная для просмотра картина в глазах девчонки вдвое увеличила свою площадь.

Светлана резко вдохнула, словно собралась закричать.

– Разве не понятно? – сказал я. – Хотел привлечь к себе твое внимание.

Ход удался: Пимочкина выдохнула.

– Зачем? – спросила она.

Вновь покосилась на Нежину и ее компанию.

Белое пятно на кончике Светиного носа стало поменьше.

Пусть я теперь и выглядел не старше этой девчонки, но все же чувствовал, что разговариваю не со сверстником – с ребенком. Такого наивного взгляда не видел даже у младшего сына. При нашем разговоре в тот день мы с младшеньким говорили на равных. Он высказывал здравые мысли. Слушая его рассуждения, я вовсе не ощущал, что между нами возрастная пропасть. А вот при общении с Пимочкиной сам себе казался умудренным прожитыми годами стариком.

– Ты и правда глупая, Светлана, – сказал я. – Детские вопросы задаешь. Зачем парень хочет привлечь к себе внимание симпатичной девчонки? Неужели правда не понимаешь?

Покачал головой (надеюсь, сумел сделать это «укоризненно»).

Не стал дожидаться, пока девчонка поразмыслит над моими словами: понял, что своим откровением вогнал ее в ступор. Увидел, как порозовели