Капитан поднял руку, трубач заиграл сигнал. Главные ворота дома молчунов распахнулись, и оттуда торжественно выступил Тет, блестя на солнце лысым черепом. Следом, выстроившись в две шеренги, шагали его подручные в надвинутых на самые глаза капюшонах. Толпа глухо зароптала и подалась было вперед, но Бульдог быстро восстановил порядок. Женщину, одетую в белый балахон, вели под руки два коренастых молчуна, рядом семенил толстый коротконогий священник из Ожского замка. Он то и дело подносил к лицу приговоренной крест и, судя по трясущейся голове, читал молитвы.

Туз натянул тетиву и поднял арбалет.

Молчуны, готовившие костер, расступились, пропуская процессию. Женщина рванулась было назад, но дюжие спутники держали ее крепко, и через минуту она уже стояла недвижимо, надежно привязанная к столбу, среди вязанок хвороста, аккуратно уложенных в несколько рядов. Толпа зашевелилась, послышались плач и причитания. Люди Бульдога усердно заработали плетьми, осаживая возбужденных смердов. Один из молчунов высоко поднял над головой пылающий факел, толпа замерла. В наступившей тишине раздался протяжный крик привязанной к столбу жертвы.

Туз широко расставил ноги, тщательно прицелился и выстрелил. Стрела попала точно в цель: женщина безжизненно обвисла на веревках, уронив рыжеволосую голову на грудь.

Толпа в ужасе отпрянула. Меченые мгновенно обнажили мечи, готовясь к отражению атаки. Капитан внимательно оглядел стены: караульные, как и положено, истуканами стыли на своих местах. Все было спокойно. Лось подъехал к молчунам и что-то им сказал. Тет, выслушав капитана, подал знак подручному. Костер запылал. Трубач заиграл отбой. Представление окончилось.

Ярл Гольдульф в задумчивости сидел в кресле, низко опустив крупную седеющую голову. Надо полагать, клонили ее вниз не прожитые годы, а значительные мысли, ибо Хаарскому действительно было о чем подумать. Молодой и нетерпеливый владетель Нидрасский мерил шагами обширный зал, насвистывая себе под нос нелепый мотивчик. Молчание ярла его раздражало. Как раздражала и непонятная жизнь, кипевшая за стенами Ожского замка. Приграничные обычаи весьма отличались от нордлэндских и отличались далеко не в лучшую, по мнению благородного Альрика, сторону. Поведение же ярла Гольдульфа и вовсе казалось Нидрасскому нелепым, чтобы не сказать подлым. Зачем было, спрашивается, выдавать палачам-меченым эту несчастную крестьянку, вся вина которой состояла в том, что она сопротивлялась насильнику. Будь на месте этого негодяя благородный владетель, Альрик, безусловно, одобрил бы действия Хаарского, поскольку пролитие благородной крови требует жесточайшего наказания, но в данном случае речь шла об откровенных разбойниках, свершивших погром в Ожских землях. Ни за что ни про что были убиты три смерда, а двадцать женщин похищены и угнаны в рабство. Нельзя сказать, что в Нордлэнде царит тишь да гладь, но, слава богу, никто еще, включая короля Рагнвальда, не посягает на священное право владетеля самому судить своих вассалов и рабов. Если бы ярл Хаарский казнил рыжеволосую ведьму, то Нидрасский возражать бы не стал. Виновна или не виновна — это дело десятое, тут важен принцип. Но передавать право суда насильникам из Башни над своими вассалами значит ставить под сомнение права всего благородного сословия Лэнда.

— Зачем ты отдал им бабу? — не выдержал, наконец, Нидрасский.

Горячность молодого человека позабавила Гольдульфа. Норовистых жеребцов выращивает ныне Нордлэнд от Башни вдалеке. Оно, может быть, и к лучшему. Когда для меченых пробьет последний час, такие, как Альрик, будут совсем не лишними. Но этот последний час пробьет, увы, еще не завтра, а значит, следует соблюдать осторожность.

— Запомни, благородный Альрик, — ярл приблизился к гостю и дружески обнял его за плечи, — раб, поднявший руку на господина, должен быть наказан, жена, посягнувшая на жизнь мужа, должна умереть другим в назидание.

— Но он ведь ей не муж, он насильник!

— По обычаям Башни, он ей и муж, и господин, по крайней мере, до той поры, пока сам от нее не откажется. Если мы не будем чтить обычаев Башни, то меченые наплюют на наши.

— По королевскому уложению… — начал, было, владетель.

— Королевские вердикты — это для Нордлэнда, благородный друг, а мы здесь живем дедовскими обычаями. Обычай всегда главнее закона. Главнее не потому, что мудрее, а потому что за ним реки пролитой крови, горький опыт народа и хрупкое согласие вождей. Нет, я трижды нарушу закон, но не пойду против обычая. Без крайней необходимости, разумеется, — добавил он с усмешкой.

— Сержант Башни, — доложил вошедший слуга.

Туз коротко поклонился владетелям. На губах меченого играла насмешливая улыбка, а синие глаза холодно поблескивали. Это красивое лицо с некоторых пор стало Гольдульфу Хаарскому ненавистным, но, как человек опытный и много повидавший на веку, он не спешил с изъявлениями чувств. Ненависть следует старательно вымачивать в показном радушии, от этого она только крепчает.

— Рад видеть тебя в моем замке, сержант.

Владетель Нидрасский поморщился, как от зубной боли, и отвернулся. Туз сделал вид, что не заметил этого. Выдержка у меченого была, надо отдать ему должное. Таких людей, как этот Туз, раздражать опасно, но поладить с ними можно, поскольку у них голова командует сердцем, а не наоборот. Благородному Альрику следовало бы брать с него пример, ибо жизнь — штука сложная и полагаться всегда только на меч — опасно. Меч может подвести в самый неподходящий момент.

— Капитан Башни признателен тебе за помощь и выражает надежду, что ярл Гольдульф и впредь будет оплотом порядка в нашем суровом краю.

— Надеюсь, что небольшое недоразумение, возникшее по вине моих людей, забыто?

— Кто старое помянет — тому глаз вон, — улыбнулся Туз и принял из рук Гольдульфа наполненный до краев кубок. — Ваше здоровье, владетели.

Ярл Хаарский отсалютовал меченому своим кубком. Альрик тоже выпил, но, в отличие от хозяина, от приветственных жестов в сторону меченого воздержался.

— В знак примирения капитан Башни шлет тебе этот дар. — Сержант протянул ярлу богато украшенный меч.

Глаза Хаарского радостно блеснули. Башня славилась своими оружейниками, но никогда еще изготовленный в ее стенах меч не попадал в чужие руки.

— Позволь мне лично вручить подарок капитана твоей дочери.

Владетель Нидрасский попытался, было вмешаться, но Гольдульф только рукой махнул.

— Передай мою благодарность капитану Башни вместе с заверениями, что ярл Гольдульф не останется в долгу.

Туз откланялся и вышел, бросив не слишком дружелюбный взгляд на владетеля. Альрик хотел выругаться ему вслед, но в последний момент передумал. Меченый не принадлежал к типу людей, которые легко сносят оскорбления, а к поединку с ним владетель пока не был готов, да и повод для ссоры пустяковый.

Гольдульф нетерпеливо обнажил меч и разочарованно выругался: клинок богато украшенного меча был вестлэндской выделки. А вестлэндские мечи даже в Нордлэндле не пользовались популярностью. Глаза Альрика смеялись: