Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мне запомнился один концерт, на котором выступал Иосиф. Зал на 350 человек заполнен до отказа — аншлаг. И тут подбегают ко мне помощницы И. Д. Кобзона Варвара и Елена и просят: «Уговорите Кобзона не давать концерт, у него температура 40, а может, и больше, он только что из больницы». Я вбегаю к нему в гримерную, где он переодевался: «Иосиф, я тебя прошу как друга, я договорюсь с публикой, все правильно поймут, езжай домой, пожалуйста!» Ответ был буквально такой: «Я тебе обещал петь, и я буду петь».
И он запел. Сначала начал слабым голосом — после больничных «экзекуций» другой бы просто в лежку лежал бы, а он на сцену вышел! А потом распелся, голос его окреп, глаза заблестели. Публика необыкновенно тепло принимала его, у многих на глазах даже выступили слезы.
…Я восхищаюсь им в первую очередь как человеком. Это был и есть настоящий мужчина! Повезло Нелли, что у нее такой великий муж, великий мужчина: таких всегда мало. Это был идеал мужа, идеал отца, и вообще идеал друга. О нем можно говорить только в превосходной степени. Я никак не могу привыкнуть к тому, что его уже нет с нами. Говорят, незаменимых нет — это неправда! Есть незаменимые люди, и в первую очередь Кобзон, его душа. А пел как замечательно! Он часто исполнял для меня романс, который я очень люблю, — «Глядя на луч пурпурного заката…». А мы с ним часто встречались на всяких правительственных приемах, в мэрии, на выставках, на концертах, у общих друзей…
Я начал писать его портрет, когда он уже тяжело болел. А он несмотря на то, что чувствовал себя неважно, по-прежнему летал по всей стране. Может быть, хотел отвлечься от мыслей, которые его угнетали. Когда был в состоянии, приезжал ко мне на сеансы. И ни разу не опоздал несмотря на то, что у него были тяжелые медицинские процедуры: после больницы ехал прямо ко мне. А я все думал, каким он получится у меня на портрете? Сидит, позирует, а у него каждую минуту падает голова — он засыпал от слабости. Я его отвлекал, чтобы он смотрел на меня. А он смотрел на меня 20–30 секунд, а потом снова голова падала, глаза закрывались. Я преклоняюсь перед его мужеством! Да и многие врачи признавались, что он и им преподавал урок мужества.
…Когда его не стало, мы в галерее устроили концерт. Выступала Светлана Безродная со своим «Вивальди-оркестром», мне очень нравятся ее концерты. Она играла ретро-шлягеры 1930–1940-х годов, которые Кобзон любил исполнять. Это были песни из репертуара Бернеса, Утесова, Бунчикова… Мы этот концерт посвятили памяти Иосифа Давыдовича, поэтому пригласили Нелли, которая расчувствовалась: «Я у вас как будто ожила, в первый раз улыбнулась. И Иосиф как будто тоже незримо присутствовал рядом».
…Я каждый год в День города дарил свои картины Москве, стране, людям. За все время уже подарил народу 1650 работ живописи и графики. И каждый раз в этот праздничный день в галерею приезжали мэр и гости: Кобзон, Винокур, другие известные люди. После акта передачи картин мы устраивали застолье. Кобзон всегда был тамадой, а потом они пели по очереди с Винокуром. Торжество всегда проходило в очень теплой обстановке.
Еще я вспомнил, как при советской власти Кобзона представили к званию народного артиста СССР, но в верхах по какой-то причине отказали. И тогда он решил издать каталог. Иосиф Давыдович объезжал всех самых известных людей искусства, приехал и ко мне, чтобы я написал отзыв о его творчестве. Я, конечно, письменно изложил свое мнение, и с этого момента мы подружились. Кобзону дали народного артиста СССР — он этого звания заслужил, как, может быть, никто другой. В «Положении о почетном звании» сказано, что «искусство того, кому присуждается звание народного артиста СССР, должно быть любимо и признано людьми». А его обожала вся страна! Он был до того уважаем людьми, что его приход на любое торжество было мерилом значимости этого вечера. Пришел Кобзон — значит, статус вечера поднимается. Это редкое качество для артиста.
…Когда я его рисовал, он мне говорил: «Саша, я все знаю о себе, но я борюсь, силы берегу в себе, потому что представляю, как Нелли будет тяжело — ведь она так бьется за меня, она всю себя отдает, и поэтому я еще хочу пожить ради нее…» Думаю, ему многие мужчины завидовали, что он встретил такую женщину, которая вся растворилась в нем, что давало ему силы и вдохновение. А какой он был сын, он молился на свою маму и завещал похоронить себя рядом с ней! А скольким людям он помогал! Ведь его сердце билось для всей страны, оно было соткано из доброты и сострадания! Иосиф Кобзон был Великим патриотом, пел сердцем и душой. Весь его творческий путь — это пример того, как надо служить искусству, которое нужно людям!
Журналисты
Владимир Березин
тележурналист, народный артист РФ, «кремлевский ведущий»
Завещаю Иосифа Кобзона тебе…
Иосиф Кобзон — мой учитель. Когда я так говорю, меня обычно спрашивают: «Он что, вас петь учил?» Пению у него учились многие. А вот жизни от него научились, наверное, единицы. Потому что остальным не повезло. Мне тоже могло не повезти, если бы не великий артист балета, эстрадный танцовщик, хореограф, балетмейстер Махмуд Эсамбаев. «Король танцев», как его заслуженно называли. Для меня Махмуд Алисултанович всегда был как старший брат. А про Иосифа Давыдовича он говорил: «Это мой младший брат».
Однажды Кобзон ему сказал:
— Махмуд, и я умру…
— Ой, Иосиф Давыдович, что ты, — горячо возразил Эсамбаев, — живи сто лет. Клянусь, я должен умереть первым!
После этого разговора Эсамбаев сказал мне