Целую неделю он выходил из дома только для того, чтобы навестить пациентов. Остальное время проводил в лаборатории, с интересом разбираясь в исследованиях Уотсона. Он с трудом подавлял либидо неугомонного доктора, который так и рвался навестить уайтчепелских проституток. Уотсон не желал себе ни в чем отказывать, тем более что убийца был схвачен и сидел в тюрьме в ожидании окончания следствия. Сенкевич же считал, что в ближайшие дни лучше затаиться и не раздражать полицию.

Так что он предоставил Уотсону возиться с пробирками, делать бесплодные попытки оживления механической куклы, которую доктор сам собрал, и ездить к пациентам. Периодически подавлял личность Уотсона и тогда садился разбирать его бумаги.

Этой ночью Сенкевич задержался в лаборатории. Когда в дверь позвонили, на часах было уже три. Дан с Настей давно спали. «Скорее всего, кто-то из пациентов прислал за доктором», – подумал Сенкевич и пошел отпирать дверь.

На пороге стоял констебль с горящим фонарем.

– Я к мистеру Шерлоку Холмсу, – переминаясь с ноги на ногу, сказал он. – Был приказ известить в случае чего…

Сенкевич не стал переспрашивать – и так было ясно. Взгляд констебля, странно испуганный для взрослого, повидавшего виды мужчины, подтвердил его догадку.

– Через десять минут будем, – пообещал Сенкевич, и отправился будить Дана.

Вскоре они на кебе выехали в сторону Ист-Энда. Настю, несмотря на все протесты, оставили дома.

Новая жертва была обнаружена в темном переулке, неподалеку от рынка Спайтелфилд. Рядом с телом стояли два констебля, подсвечивали фонарями доктору. Неподалеку нервно прохаживался инспектор Лестрейд.

– Наконец-то! – воскликнул он, завидев Дана. – Доброй ночи, Холмс. Впрочем, не такая уж она и добрая. Итак, вы ошиблись: Космински не убийца.

– Что здесь? – Дан склонился над трупом.

– Позвольте мне, – вмешался Сенкевич.

– Да, действительно. Доктор Уотсон опытный врач, когда-то был военным хирургом.

Сенкевич кивнул молодому врачу, который, казалось, находился на грани обморока. И было от чего. Лицо несчастной женщины было изрезано до неузнаваемости. На горле зияла рана от уха до уха. Непристойно задранные юбки открывали покрытые ранами бедра и лобок, распаханную брюшину. Но самое жуткое было не это. Рядом с трупом исходил паром окровавленный вонючий комок – внутренности проститутки.

После дождливого, неприветливого августа сентябрь тоже выдался промозглым. Но эта ночь была ясной, хоть и прохладной. Женщина в невзрачном сереньком платье и столь же непрезентабельной накидке поверх него прохаживалась туда-сюда под фонарем на Корт-стрит. Выношенные чулки и старые туфли на тонкой подошве не грели, приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть.

Каждый раз, когда мимо проходили мужчины, она лихо подбоченивалась, поправляла изношенную желтую шляпку, жалко украшенную бумажным цветком, и заученно игривым тоном произносила:

– Джентльмены желают развлечься? Всего четыре пенни с каждого.

Но сегодня не везло: подвыпившие в трактире грузчики прошли мимо. Компания возвращавшихся с вечерней смены рыночных возчиков тоже не обратила никакого внимания на кокетливые призывы. Женщина вздохнула, но заметила, что к ней приближается хорошо одетый молодой человек. Она снова уперла руку в бок, приосанилась:

– Джентльмен желает развлечься?..

– Никогда не видел ничего подобного, – слабым голосом произнес дежурный доктор. – Он просто выпотрошил человека, как… как свинью…

Сенкевич слегка оттеснил слабонервного врача, присел на корточки, коснулся сначала шеи, потом рук женщины. Они были еще теплыми – значит, и в этот раз убийца разминулся со свидетелями на каких-нибудь полчаса.

– Да, вне всяких сомнений, тот же почерк. Только на этот раз наш убийца проявил еще больше фантазии.

– Пинцет? – предложил Дан.

– Спасибо, у меня свой.

Мужчина подошел, остановился под фонарем, и стало видно, что он совсем юн – скорее всего, студент, подгулявший в одном из злачных мест. Критически осмотрев лицо проститутки, пренебрежительно бросил:

– Слишком стара. – И отошел, посвистывая.

Она всякого навидалась и наслушалась, но тут почему-то стало обидно.

– Ступай к мамочке, сопляк! У тебя небось еще инструмент не вырос, – выкрикнула женщина в удаляющуюся спину и разразилась хриплым издевательским смехом.

Вскоре натужный хохот перешел в кашель. Она согнулась пополам, торопливо достала грязный платок, прижала к губам. Когда приступ прошел, взглянула: на ткани остались кровавые пятна.

Прошло не меньше двух часов. Улицы опустели: даже самые отчаянные гуляки и завсегдатаи трактиров уже мирно спали. Женщина обессиленно прислонилась к фонарю. Сегодня ничего заработать не удалось, надо возвращаться в ночлежку – благо, пенни на это она предусмотрительно отложила. А вот ни ужина, ни завтрака у нее не будет.

На глаза выступили слезы. Ей сорок семь, а нищета и тяжелая болезнь не красят. Ни семьи, ни родных, ни друга. Никого, кто мог бы согреть, помочь, поддержать. Только и есть в ее жизни, что трактиры, ночлежки, холодные улицы да темные переулки, на которых ее впопыхах, торопливо имеет за несколько пенни любой пьяный ублюдок. К чему все это и за что ей такие мучения?

– Господи, – унылым шепотом взмолилась она, – закончил бы ты со мной, что ли…

Кто знает, может, случившееся дальше стало ответом на отчаянный вопль ее души?

Сенкевич, стараясь не дышать, поворошил груду внутренностей. Потрошитель потрудился на совесть – полностью освободил брюшину жертвы. Длинные, перепутанные трубки кишок. Дряблая печень – покойница злоупотребляла алкоголем и нерегулярно ела. Похожая на черную фасолину почка… Он долго разбирал кровавый ком, потом наконец произнес:

– Второй почки нет.

– Уверены, Уотсон? – хладнокровно отозвался Дан. – Значит, убийца забрал ее с собой в качестве сувенира.

Один из констеблей издал странный горловой звук и поспешно отбежал в сторону. Было слышно, как его рвет. Лестрейд помрачнел еще сильнее:

– Только этого нам не хватало. Что скажете, Холмс?

Из всех присутствующих один Сенкевич понимал: Холмса здесь нет, Платонов может полагаться лишь на собственные сыскарские способности да на знания о Потрошителе, почерпнутые из книг. Капитан не подкачал, продемонстрировал проницательность, которую от него и ждали.

– Скоро почка найдется, – сказал он, разглядывая изуродованное лицо женщины. – Как я уже говорил, убийца забрал ее в качестве сувенира. Или, если угодно, охотничьего трофея. А охотничьими трофеями принято хвастаться.

Лестрейд ничего не ответил на такое самоуверенное заявление, только с сомнением посмотрел на Платонова. Тот невозмутимо продолжил: