Приведенная в подсобку Тамара Петровна тут же разрыдалась, хотя тело успели увезти.

— Это правда? — восклицала она сквозь слезы. — Это правда?

— Что именно? — флегматично уточнил Талызин.

— Что Евгений Борисович… что Евгения Борисовича… что его больше нет?

— Правда.

— Горе, о боже, какое горе! — заламывая руки, причитала Тамара Петровна.

— Какая потеря! Вы ведь видели его игру, да? Он был гений, настоящий гений, и вот его больше нет! Театральный мир осиротел! Он был последний из могикан, среди нынешних таких больше нет!

Игорь Витальевич покладисто кивнул.

— Согласен. Пожалуйста, Тамара Петровна, попытайтесь успокоиться и ответить на несколько вопросов. Что вы знаете об этом блоке?

— Он не действует, — несколько секунд подумав, заметила она.

— А как он оказался здесь?

— Ну… Виктория Павловна сказала, раз он не действует, нечего ему загромождать сценическое пространство. И совершенно правильно сказала. Мальчики перетащили его сюда.

— Какие мальчики?

— Дениска и Кирилл.

— Очень хорошо, — кивнул Талызин. — А вы с тех пор к нему прикасались?

— К кому? — удивилась Тамара Петровна. Она явно приходила в себя и уже не истерически рыдала, а лишь тихонько всхлипывала.

— К блоку.

— А, к блоку… Ну, не знаю. То есть, да, прикасалась. Пыль иногда протираю, если надо. А что? При чем здесь… Вы имеете в виду…

Игорь Витальевич поспешно ее прервал.

— И, когда вы протирали пыль, он был хорошо закреплен? Не мог упасть?

— Ну… откуда мне знать? Не падал никогда, вроде держался. Так это он… он бедного Евгения Борисовича… у-у-у!

Она запричитала с новой силой, и ее тут же отпустили домой. Отпустили и остальных, предупредив, что некоторым придется явиться в прокуратуру по вызову, чтобы дать показания. Однако Виктория Павловна специально задержалась. Она надеялась, что Обалдевший поклонник, хоть и следователь, все же остается человеком и разъяснит ей перспективы. Раз он так ее уважает!

В буфете было безлюдно, лишь грязная посуда напоминала о недавнем застолье. «Все в страхе сбежали, — горько подумала Вика. — И все сделают вид, будто спектакля не было. И студию закроют». Только сейчас эта мысль почему-то казалась не такой трагичной, как пару часов назад. Маринка права, это не вопрос жизни и смерти, а всего-навсего карьеры и престижа. Вопрос жизни и смерти, он был решен только что, и смерть опять победила жизнь. Неужели так бывает всегда?

— Вас довезти на машине? А то уже поздно.

— Ой, спасибо! Что б я без вас делала?

Вообще-то Вика была на собственной машине и в чужой не нуждалась, но грех было не воспользоваться случаем выпытать что-нибудь у Талызина по пути. Мысли о смерти отступили перед насущными проблемами, и жизнь в душе Виктории Павловны привычно и незаметно одержала очередную победу.

— Надеюсь, вы не станете обвинять бедную Тамару Петровну в… в небрежности? — осторожно поинтересовалась Вика, с недоумением отметив, что «Жигуль» следователя почти так же стар, как ее собственный.

— У нас для этого нет ни малейших оснований, — успокоил ее Талызин.

— Она — очень добросовестная и порядочная женщина. А если что иногда и забудет…

Вике пришел на память открытый люк, но она сочла неуместным о нем упоминать. Милиционеры — странный народ! Прицепятся, начнут что-то выдумывать. А Обалдевший поклонник — тем более странный. Сидит и молчит, будто не он задаривал ее цветами. Другой бы не упустил шанс, раз остался наедине. Ей этого, разумеется, не нужно, только все равно глупо с его стороны! Впрочем, тем лучше, что он дурак.

— Какая сложная у вас работа! — лицемерно восхитилась вслух Виктория Павловна. — Наверное, следователями могут быть только очень умные люди. Я бы ни за что не справилась!

— Да, эта работа не для вас, но ум тут не при чем. Просто у вас другой тип мышления.

— Да? В общем, не хотела бы я быть на вашем месте. Тяжело вам, наверное, приходится. Слава богу, сегодняшний случай как раз довольно легкий. В том смысле, что сразу видно, какая это нелепая случайность.

Игорь Витальевич спокойно прокомментировал:

— Поразительно нелепая. Скажите, а Преображенский часто заходил в подсобку?

— Да нет.

— А остальные?

— Тоже нет — кроме Тамары Петровны, разумеется.

Вика вдруг вспомнила, как в этом направлении бежал перед спектаклем Кирилл, но отчитываться в воспоминаниях перед милицией не собиралась.

— Тогда почему же он пошел туда сегодня?

— Ну… он был так возбужден… премьера и все такое… Наверное, хотел побыть один. А везде гости. Вот он и спрятался.

— А ему не мог там кто-нибудь назначить встречу? Помните тост? «Наша встреча сегодня… разговор, который еще не закончен…» Я решил, это обращено к конкретному человеку.

Виктория Павловна объяснила:

— Тогда этот человек сказал бы вам, а никто не сказал.

— Вы уверены, что он захотел бы признаться?

— А почему нет?

— Люди не слишком-то любят с нами откровенничать, да и вообще выносить сор из избы. Вот вы — разве вы рассказали мне все, что знаете?

— Разумеется, хоть я и не слишком умна, но чтобы поделиться с вами всеми моими знаниями, пятнадцати минут недостаточно, — засмеялась Вика. — А вот про блок рассказала все. Честное слово, не знаю я, как он крепится и почему упал! Может, какой-нибудь трос перетерся?

— Трос не перетерся. Похоже, трос был закреплен так, чтобы при малейшем прикосновении блок упал.

— Господи, бедный Евгений Борисович! — искренне вздохнула Виктория Павловна. — Как представлю… и на взлете таланта…

— Да. Значит, про встречу вы ничего не знаете? Возможно, знает кто-нибудь другой…

— Игорь Витальевич! — вскричала Вика. — Войдите в мое положение! Я столько сил отдала этой премьере, так о ней мечтала! Мне было так необходимо, чтобы она прошла успешно…

— Иначе студию могли бы прикрыть, — тихонько вставил следователь.

— И тут — такое! Мало того, что я лишилась звезды, так еще вместо обсуждения премьеры все станут обсуждать убийство, а спектакля как будто не было! А если в довершение к этому людей по сто раз будут вызывать в милицию, все совсем развалится, понимаете? Я стану, как зачумленная. «А, это из-за ее дурацкой студии я влип в такую историю? Да пусть эта студия провалится!» А для меня в ней полжизни. Если б Евгения Борисовича можно было воскресить, это одно, но ведь нельзя! Ну, разве мало в городе несчастных случаев? Неужели из-за каждого из них допрашивают по сто человек? Я думала, составят протокол, и достаточно. Вы не представляете, какие нервные и обидчивые эти артисты! А критики еще хуже! С критиков надо пушинки сдувать, а им все равно мало! Я пригласила влиятельных людей, чтобы они помогли мне, но если их будут из-за меня подозревать в чем-то непонятном, они мне только навредят! Господи, ну, чем я виновата?