Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты, Семен, думал, что эти денежки для тебя приготовлены?!
Май поднялся, устав бороться с собой. Он рванул кушак, сбросил халат на пол, огляделся, схватил стул и занес его над головой Тита.
— Ханна! — взвизгнул Тит, изнемогая от смеха.
Миг отделял его от гибели, но вмешалась судьба. В комнате возникла женщина с большим конвертом в руке. Май остолбенел. Никогда не видел он такой красавицы наяву. Ярко-белое лицо и ярко-черные волосы, карминовые губы, опаловые глаза — все пребывало в совершенном сочетании друг с другом, все завораживало вызывающей прелестью. Она стремительно приблизилась к Титу, задев Мая кончиком длинной, тугой, будто живой косы. Радость и тоска стиснули сердце Мая. Он тихо опустил стул и встал за ним, чтобы закрыть голые ноги в рваных тапочках с помпонами. Ханна подвинула стул к себе, уселась и ножкой в красной узкой туфельке брезгливо отшвырнула халат. Май метнулся, встал за стол и от неловкости принялся чистить апельсин. Ханна молча достала из конверта бумаги, передала Титу.
— Познакомься, Семен, — напыщенно сказал Тит. — Мой пресс-секретарь. Между прочим, внучатая племянница канцлера Бестужева… этого как его… Рюмина. Он еще граф был и фельдмаршал, представляешь? Через нее тебе и привалило счастье — это она тебя выбрала из кучи писателей.
Обескураженный Май ковырнул апельсин так, что сок брызнул во все стороны.
— Очень приятно, — пробурчал он, проклиная себя за неуклюжесть.
Красавица будто не заметила ничего. Май расценил это как проявление деликатности.
Тит Глодов просмотрел бумаги, кивнул и распорядился:
— Ты, Ханна, аванс выдай человечку нашему, чтоб он пять месяцев жил — не голодал.
Ханна впервые взглянула на Мая — его окатило холодом и жаром одновременно.
— Сколько же вам дать денег? — произнесла она плещущим контральто.
Май потерялся, катая апельсин между ладонями, и промямлил:
— Позвольте, но я…
Он все еще надеялся, что наскребет моральных сил и откажется.
— Я жду вразумительного ответа, — насмешливо сказала Ханна, скользнув влажным опаловым взором по лицу бедного Мая.
Он почувствовал иррациональный страх. Похожее чувство внушал ему и Анаэль.
— Стесняется человек, — пояснил Тит, заразительно зевая. — В первый раз почуял настоящие деньги. Одурел! Ты, Ханна, дай ему тысчонки три долларов.
Май уронил апельсин, сел на ледяную батарею парового отопления и крикнул про себя: «Анаэль! Анаэль!» Ханна взглянула на него, как оцарапала, и ехидно заметила Титу:
— Вы, Тит Юрьевич, явно перегнули: плохо человеку с непривычки. Шутка ли, три тысячи американских долларов наличными!
— Ну, тогда две с полтиной ему дай, — благодушно отозвался Тит, потягиваясь. — А еще лучше, две, чтоб не выпендривался.
— Три, — вдруг выдавил Май трагически.
Ханна одобрительно улыбнулась, и Маю почудилось на миг, что она — старуха. Но он сразу забыл об этом, любуясь новым, веселым, волнующим блеском ее красоты и невольно улыбаясь в ответ.
— Распишитесь, — прожурчала Ханна, вручая Маю договор и перламутровое стило.
Май замешкался. Гибельная сладость безволия замутила мысли, исказила желания. Он покорно расписался, запомнив из всего договора два слова: «Глобал» и «Российская». Договор исчез в конверте; появились деньги — тридцать стодолларовых купюр, схваченных красной резинкой. Ханна положила пачечку в ритуальное блюдце с зернами пшеницы, из которых Зоя тщилась вырастить деньги. «Свершилось!» — ахнул про себя Май, вспомнив пророчество Анаэля, и беспомощно признался вслух:
— Не устоял я… не устоял… Колдовство какое-то…
— Подписали, так нечего теперь ныть. Будьте мужчиной, — надменно сказала Ханна.
— Семен, не слушай ее! — развязно вмешался Тит. — Ты — уже настоящий мужчина, раз подписал! Этим ты, считай, семью свою спас от позорной жизни!
— Всего один раз не устоял… один раз! — моляще вскричал Май, обращаясь к Анаэлю.
— Хватит причитать, — с отвращением прервала Ханна и заговорила казенным языком: — По истечении пяти месяцев вы обязаны представить заказчику в лице Тита Юрьевича Глодова работу в полном объеме. Заказчик же обязуется выплатить вам гонорар в размере семи тысяч американских долларов.
— Итого вместе с авансом — десять тысяч долларов, — заключил Тит.
Он живо встал с дивана и двинулся вон из комнаты, бережно обняв спящее брюхо. Ханна последовала за шефом, оставив на столе копию договора. Дверь приоткрылась, навстречу гостям сунулась Зоя:
— А чай?
Она икнула и пропала — появился Рахим. Он жестами дал понять, что путь из квартиры на лестницу совершенно безопасен. Тит двинулся по коридорчику боком, чтобы не задеть стен пухлыми бедрами. Ханна пошла было следом, но вдруг замерла.
— Может, чаю? — подступила к ней Зоя.
— Здесь кто-то был сегодня, — проговорила Ханна, цепко озираясь.
— Никого, — несмело уверила Зоя. — Кому к нам ходить-то?
Ханна вытянула бледную руку, обвитую серебряной ящеркой-браслетом, сильно толкнула дверь в комнату Мая и взглядом ощупала темноту.
— А чай у меня свежий… — вновь глупо встряла Зоя.
Ханна резко обернулась, хлестнув ее косой. Зоя ойкнула, убежала на кухню, а красавица вмиг оказалась рядом с Маем. Ему стало не по себе — при мутном свете электрической лампочки лицо Ханны неприятно преобразилось: губы почернели, глаза потускнели. Май начал пятиться вон из квартиры, Ханна пошла за ним. Она двигалась как бы на ощупь, бесчувственно и медленно, с каждым шагом отнимая силы у Мая. Он выбрался на лестничную площадку и без сил прислонился к двери покойной соседки. Ханна приблизилась. Воздух вдруг иссяк, будто его высосали до капли. Сердце Мая сжалось в комок, перед глазами завертелись огненные шары. Он содрогнулся и воззвал, почти теряя сознание:
— Анаэль!..
Колкий холод хлестнул по лицу. Май отчаянно глотнул вновь появившийся воздух и зажмурился. Когда он открыл глаза, Ханны не было. За лестничным окном плавала предрассветная муть. Май проковылял в квартиру, запер дверь ослабевшей рукой и сел на перевернутое мусорное ведро. Он думал о том, что не имел права взывать к Анаэлю, которого ударил и прогнал. Боль души ввергла Мая в такое отчаянье, что он закачался из стороны в сторону, скрипя ведром. И представилось Маю во время горестного приступа, что Анаэль в комнате за столом сидит! Стоит войти туда, как он простит Мая, и они посмеются над ночным наваждением — дураком Титом Глодовым и фальшивой внучатой племянницей канцлера Бестужева-Рюмина. Май кинулся в комнату. Анаэля не было. За столом, перед блюдцем с долларами, сидела Зоя, парализованная суеверным восторгом.
— В чем дело? — измученно спросил Май. — Ну, деньги. Из пшеницы выросли. Магия! Ничего особенного.