Ярнульф видел много гигантов, даже сражался с несколькими и уцелел, но суеверный ужас его не отпускал. Мощные волосатые конечности чудовища были намного длиннее рук человека, но гигант оказался старым и маленьким для своего вида. На самом деле только его руки и ноги были обычного размера, и сморщенное тело и голова болтались между ними, как у некоторых покрытых шерстью крабов и длинноногих насекомых. Мех ньяр-гюне пестрел пятнами, и даже в лунном свете Ярнульф видел, что когда-то снежно-белая шкура сильно пострадала от возраста.

Но, несмотря на то что зверь уже старый, напомнил себе Ярнульф, он вполне способен убить даже сильного мужчину. Если уродливые пальцы с крепкими когтями его схватят, то мгновенно разорвут на части.

Гигант двигался по платформе к трупу, когда Ярнульф внезапно громко заговорил:

– И что же ты себе позволяешь, ночной бродяга? По какому праву беспокоишь мертвых?

Монстр испуганно вздрогнул, и Ярнульф увидел, как мышцы его ног напряглись, готовясь к резкому движению – схватке или бегству.

– Не двигайся, пожиратель трупов, – предупредил он на языке хикеда’я, не зная, понимает ли его монстр и станет ли отвечать. – Я у тебя за спиной. Если ты будешь двигаться слишком быстро, мое копье пронзит твое сердце. Но знай: если бы я хотел тебя убить, не знающий бога зверь, ты был бы уже мертв. Мне нужно лишь с тобой поговорить.

– Ты… хочешь… говорить? – В голосе гиганта не было ничего человеческого, он лишь немного походил на хриплую речь попугаев с южных островов, но звучал так низко, что Ярнульф чувствовал, как он вибрирует в его ребрах и животе.

Однако легенды оказались правдивыми: некоторые старшие гюне действительно понимали и могли произносить слова, из чего следовало, что он не зря так сильно рисковал.

– Да. Повернись, монстр. Посмотри на меня. – Ярнульф упер тупой конец копья между двумя связанными вместе бревнами так, чтобы имеющий форму листа наконечник был направлен в сердце гиганта, как магнетит. – Я знаю, ты думаешь, что можешь спрыгнуть вниз и сбежать, прежде чем я успею нанести тебе серьезную рану. Но если ты сбежишь, то никогда не узнаешь о моем предложении и сегодня тебе будет нечего есть. Кстати, ты голоден?

Существо присело на корточки в переплетении рук и ног, точно жутко изуродованный нищий, и посмотрело на Ярнульфа блестящими злобными глазами. Лицо гиганта покрывали трещины и швы, и кожа на нем была темнее меха. Не вызывало сомнений, что монстр действительно очень стар – об этом говорили его неуверенные движения и отвисший живот – но прищурившиеся глаза и почти целиком сохранившиеся клыки показывали, что он все еще опасен.

– Голоден?.. – прорычал он.

Ярнульф указал в сторону трупа:

– Ответь на мои вопросы и сможешь начать свой обед.

Гигант продолжал с недоверием смотреть на Ярнульфа.

– Не… твоя?..

– Нет, эта старая женщина не является моей прабабушкой. Я даже не знаю ее имени, но я видел, как ее тело сюда принесли, и слышал, как они разговаривали. Я знаю, что ты и твои соплеменники уже похитили три тела в этой части Риммерсгарда, хотя ваши земли находятся на много лиг севернее. Вот мой вопрос… почему?

Гигант неотрывно смотрел на острие копья, находившееся в нескольких ярдах от его волосатой груди.

– Я скажу, что ты хочешь, потом ты убьешь. Так не говорить. Нет копье.

Ярнульф медленно опустил копье на платформу, подальше от длинных лап гиганта, но не стал убирать руку далеко от древка.

– Вот так. Говори, дьявольское отродье. Я жду, когда ты скажешь почему.

– Почему что, человек?

– Почему твои соплеменники снова начали рыскать по Риммерсгарду и заходить так далеко на юг – на земли, которые вы грабили много поколений назад? Какое бедствие заставило ваше злобное племя выйти из Норнфеллса?

Гигант, пожиратель мертвечины, смотрел на Ярнульфа столь же пристально, как на острие копья, и дыхание с хрипом вырывалось из его груди.

– Что… такое… «бедствие»? – наконец спросил он.

– Плохие времена. Скажи мне, почему ты здесь? Почему твое племя снова начало охоту в землях людей? И почему самые старые и больные гюне – вроде тебя – крадут и поедают мертвые тела людей? Я хочу знать ответ. Ты меня понимаешь?

– Понимать, да. – Существо кивнуло, гротескное и чуждое движение для такого зверя, и его лицо исказила гримаса недоумения. – Говорить твои слова мне – да. – Но Ярнульфу было трудно его понимать, речь получалась звериной из-за кривых зубов и нечеловеческого рта. – Почему здесь? Голод.

Гигант облизал длинным серым языком потрескавшиеся губы, напомнив Ярнульфу, что монстр с такой же радостью сожрет его, как и труп безымянной старой женщины, в склепе которой под открытым небом они находились. И даже если тварь ответила на его вопросы, может ли он позволить жуткому существу осквернить тело женщины-эйдонитки? Не будет ли это преступлением для Небес таким же серьезным, как преступление гиганта?

Господь мой, – начал молиться он, – дай мне мудрости, когда придет время.

– «Голод» – это недостаточный ответ, гигант. Почему твое племя преодолевает огромный путь до Риммерсгарда, чтобы кормиться? Что происходит на севере?

Наконец, как если бы гигант принял решение, его рот растянулся почти в улыбке, обнажив зубы, – получилось скорее предупреждение, чем выражение доброжелательности.

– Да, мы говорить. Я говорить. Но сначала сказать имя. Я… – Он постучал по груди массивной рукой. – Бур Йок Кар. Теперь ты. Говорить.

– Мне нет нужды сообщать тебе свое имя, чудовище. Если хочешь принять мое предложение, дай мне то, что я попросил. Если нет, тогда наша встреча закончится иначе. – Рука Ярнульфа легла на древко лежавшего рядом копья.

Блестящие глаза гиганта метнулись к оружию, потом его взгляд снова переместился на лицо Ярнульфа.

– Ты спрашивать, почему ходжуны – почему гиганты – пришли сюда, – сказало существо. – За едой. Многие рты голодают теперь на севере, в горах. Слишком много ртов.

– Что ты имеешь в виду – слишком много ртов?

– Хикдайа – вы называете норны. Слишком много. Север проснулся. Охотники… всюду.

– Норны охотятся на вас? Зачем?

– Для сражения.

Ярнульф присел на корточки, пытаясь понять.

– Но это не имеет смысла. Зачем хикеда’я с вами сражаться? Гиганты всегда им подчинялись.

Гигант покачал головой. Его лицо оставалось нечеловеческим, но в глазах светился настоящий ум, и Ярнульф подумал, что раньше он даже не догадывался о его существовании. Гигант напомнил ему виденную однажды обезьяну, диковинку, которую купец из Наарведа держал в клетке, стоявшей на холодном дворе его дома. Глаза животного были такими же осмысленными, как у человека, и то, как обезьяна сидела в самом углу своей слишком маленькой тюрьмы, показывало, в каком отчаянии она находилась. Однако не все то, что мыслит, как человек, есть человек, понял тогда Ярнульф, и сейчас эта мысль снова промелькнула в его сознании.