– Я считаю, – как обиженный ребенок, буркнул в ладонь бабы Дуси Челищев, но та не дала ему поднять голову, продолжая гладить его по волосам.

– Ничего ты пока не считаешь… Считал бы, не стал бы Юльку Воронину трахать, шлюху валютную… – Челищев дернулся, но сильная рука не дала его голове подняться. – Молчи и слушай, сынок… Прохоренко Юльку никому просто так не отдаст, а сама она слишком крепко у него на «кукане» сидит, чтобы самодеятельность себе позволить… Ты не знаешь, из какого дерьма он ее вытащил… Вытащил – но в любой момент обратно толкнуть может. Они с Никодимовым ее только под самых нужных людей подкладывали, под таких милицейских начальников, по сравнению с которыми ты просто мальчик… Видно, и от тебя что-то срочно потребовалось… Или могло потребоваться… Считай, что родители твои своей смертью тебя из-под чего-то вывели, карты им смешали… Ты лежи, лежи, глаза закрой, расслабься, со мной можно, с другими нельзя… Куда уходишь-то?

– В адвокатуру ткнусь, – сквозь навалившуюся с непонятной силой дрему пробормотал Челищев.

– В адвокатуру, значит, – доносился до него уплывающий голос бабы Дуси. – Не сдался, значит, с другого конца зайти хочешь… Тебя с твоей репутацией в адвокатуру-то могут и не взять.

– Возьмут! – прошептал Челищев, засыпая.

– Может, и возьмут, – согласилась баба Дуся, рассеянно продолжая гладить Сергея по голове, – а не возьмут сразу, может, и я чем-нибудь тебе помогу. Передо мной в областной у кое-кого должки остались… Может, и пришла пора их отдавать…

Этого Челищев уже не слышал. Он уснул, и ему приснилась дорога в степи, уходящая за горизонт… Жарко, пить хочется Сергею, знает он, что за его спиной дом стоит, можно оглянуться, зайти в хату, воды попить, лечь отдохнуть, но словно голос какой-то в уши шепчет: «Не оглядывайся, не оборачивайся». Послушался Сергей голоса, пошел по дороге, не оборачиваясь, далеко ушел, потом на холм поднялся, где как раз дорога поворачивала, глянул назад, где дом стоял, откуда он на дорогу ступил, – а нет там дома, пепелище черное, тени какие-то серые движутся, словно за Сергеем в погоню кинуться хотят. Крикнул Челищев, побежал, но споткнулся и упал, с холма вниз покатился…

Челищев со стоном поднялся с пола. Во сне он упал со стула, сидя на котором уснул. Сколько он проспал? Челищев глянул на часы и удивился – всего-то полчаса, а выспался так, будто ночь целую без задних ног дрых. Вот только в горле у Сергея было суховато после водки, но голова была на удивление ясной. Его взгляд упал на полную бутылку минеральной воды, стоявшей на какой-то записке.

Челищев сковырнул пробку о край стола и жадно глотал минералку, пока не выпил всю бутылку. Потом Сергей закурил и взял записку со стола. На клочке бумаги были написаны семь цифр и слово: «Позвони».

– Молодец, баба Дуся, спасибо. Позвоню обязательно, – пробормотал Челищев, пряча записку в карман. Потом он погасил в пепельнице сигарету, поднял сумку, огляделся в последний раз и, тряхнув волосами, вышел из кабинета…

Сергей думал, что покидает прокуратуру навсегда…

Удостоверение адвоката Челищев получил довольно быстро. Шеф областной коллегии адвокатов Семен Борисович Ланкин, конечно, не был сильно обрадован визитом Сергея и просьбой взять его на работу.

– Не знаю, что и сказать вам, Сергей Александрович… – Ланкин растерянно бродил по кабинету, потирая холеные ладошки. – Согласитесь, с вашей репутацией – в адвокаты… Просто не знаю…

Репутация у Челищева в адвокатских кругах была действительно аховая. Адвокатов он не любил, не «договаривался» и вообще вел себя так, что быстро заработал себе не характерную для работников прокуратуры кличку Мент. Был бы на месте Ланкина другой человек – Челищев, возможно, просто не стал бы тратить время на бессмысленное обивание порогов. Но за Семеном Борисовичем был должок. Лет пять назад, когда Ланкин еще не возглавлял адвокатуру, Челищев на подсадке[10]в «Крестах» во время одного допроса стал случайным свидетелем того, как Ланкин передал ширево своему клиенту. Клиента потом ошмонали контролеры, и Ланкину было бы очень плохо, если бы Челищев дал на него показания. Сергей этого делать не стал, пожалев смертельно перепуганного респектабельного адвоката. Ланкин, правда, тогда вроде как «отдарился», прислав без письма Челищеву огромную бутылку дорогущего коньяка «Армения», который Сергеем был немедленно выпит с большим энтузиазмом в компании с Андреем Румянцевым. Однако Сергей справедливо полагал, что коньяк и возможный срок – вещи малосопоставимые, хотя бы по временному фактору воздействия на человеческий организм.

И вот теперь Семен Борисович, ломая ручки, метался по кабинету, пытаясь разрешить чудовищную дилемму: взять Мента в свой корпоративный и закрытый от случайных людей «междусобойчик» или расписаться в том, что он, Семен Борисович Ланкин, неблагодарная, не помнящая добра свинья.

– Просто не знаю, как вы сможете… э‑э… влиться в коллектив… Вы меня, надеюсь, понимаете… Согласитесь, ваши э‑э… совсем недавние взгляды и даже некоторые… э‑э… поступки носили характер… э‑э… юридического экстремизма… Вы меня понимаете?

Челищев все прекрасно понимал. Месяца три назад некий коллега Семена Борисовича настолько достал Сергея своей неугомонной активностью по выискиванию малейших нарушений формальностей в деле и опротестовыванием буквально каждого шага следствия, что Челищев однажды не выдержал и без свидетелей послал адвоката на три русские буквы, назвав еще при этом защитника «пидором»…

– К тому же я не уверен, что у нас для вас найдутся… э‑э… клиенты, достойные вашей… э‑э… бесспорно высокой юридической квалификации… Вы же не захотите браться за такие дела, как, например, кража колес из «Запорожца»…

– Захочу, – перебил Панкина Сергей. – Отчего же… Я как раз считаю, что начинать всегда нужно с малого… Опыта набраться, поучиться… Да, кстати, Семен Борисович, меня просила с оказией передать вам привет Евдокия Андреевна Кузнецова…

Ланкин дернулся и побледнел так, как будто вместо Сергея увидел перед собой вырвавшегося из ада вурдалака.

– Она… жива?!

– Да, вполне. – Сергей вежливо улыбнулся, а потом буквально повторил фразу, которую заставила его выучить наизусть баба Дуся: – Она часто вас вспоминает и бережно хранит ваши письма, которые ей очень дороги…

Ланкин рухнул в кресло и долго молчал, с ужасом глядя на Сергея. Потом он несколько раз судорожно вздохнул и наконец сказал:

– Спасибо… Я очень хорошо помню Евдокию Андреевну… Поклон ей от меня… А что касается вас – ну что же, давайте попробуем… Я думаю, что смогу убедить коллег… В конце концов, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними…

Вот так Сергей стал адвокатом, осуществив тем самым заветную мечту своей мамы. К сожалению, возрадоваться Марина Ильинична могла теперь разве что на небесах, в существование которых Сергей не очень верил…