— Да, — согласился чиновник, — пожалуй, что и канонический...

По прямому распоряжению властей печально известный архиерейский собор 1961 года запретил священнослужителям возглавлять приходы и перевел их на положение "наемников". Вот тогда-то на первый план выдвинулась фигура старосты — "председателя исполнительного органа". Особенно явно это положение проявлялось в больших городских приходах. В Москве, например, весьма многие из старост вполне уподоблялись Иуде — воры и осведомители. (Я, помнится, знавал одного такого, на приходе его так и называли "Иуда". Был он пьяницей, а также отличался тем, что своих сотрудников "шутливо" благословлял кукишем.)

Власти иногда совершенно игнорировали принцип выборности — староста назначался в райисполкоме, а членов т.н. "двадцатки", которые по уставу должны его выбирать, лишь уведомляли о том, что у них теперь новый "председатель". Зачастую это были люди вовсе и не церковные.

Мне вспоминается рассказ о таком старосте. Этот человек старался вообще не иметь никакого обще ния со священнослужителями своего храма, он лишь выдавал им зарплату. Однако же с тамошним диаконом у него образовались более близкие отношения. И вот староста решился задать ему вопрос.

— Вот, я вижу, по праздникам вы что-то такое кладете посреди храма, а потом это все верующие целуют... Что же это там такое лежит?

Диакон совершенно серьезно ответил ему:

— Это — наш финансовый отчет.

Староста очень удивился, но поверил...

(По праздникам верующие целуют Евангелие или икону.)

В городе Тутаеве Ярославской епархии в Воскресенском соборе власти устроили в восьмидесятых годах целую чехарду старост, преимущественно мужчин. Один из них, помнится, занял этот пост в то самое время, когда пребывал "на химии", т.е. лишь условно был выпущен из тюрьмы... А другой был заядлый охотник. Когда он узнал, что в Алтарь храма каким-то образом залетели голуби, он явился туда с ружьем и стрелял в птиц...

Покойный московский протоиерей отец Виктор Жуков так отзывался о тогдашних всевластных старостах:

— На нас — гордым оком, а на ящик (с деньгами) — несытым сердцем.

(Здесь цитируется стих из сотого псалма: "Гордым оком и несытым сердцем, с сим не ядях".)

Среди хрущевских мер удушения Церкви не последнее место занимало введение грабительских налогов — до пятидесяти и более процентов — с дохода священнослужителей. Известный своею прямотой "наш Никита Сергеевич" сформулировал свою новую политику по отношению к религии с предельной откровенностью, он заявил:

— Попов надо брать не за глотку, а за брюхо.

Введение новых налогов сопровождалось скандальными, а то и курьезными случаями. Некоему сельскому батюшке предложили уплатить весьма значительную сумму. Шли недели, месяцы, а он ничего не вносил и в финотдел не являлся, несмотря на многочисленные вызовы. Наконец, он прибыл туда с большим мешком и с порога осведомился, где сидит заведующий. Зайдя к начальнику в кабинет, батюшка, не говоря ни слова, высыпал на письменный стол содержимое своего мешка — яйца, мясо, картошку, лук и прочую снедь.

— Это что же такое? — сказал изумленный заведующий.

— Как что? Налог.

— Позвольте... Но налог уплачивают деньгами...

— А мне в церковь денег не носят, — сказал батюшка. — Весь мой доход — продукты... Так что получайте...

Помнится, налог с этого чудака сняли.

В середине шестидесятых годов протоиерей Борис Старк встретился в здании ярославского епархиального управления с фининспектором.

— Борис Георгиевич, — сказал тот, — как же вы должны нас ненавидеть... Ведь столько денег проходит через ваши руки и почти все в наш карман.

Отец Борис отвечал ему так:

— Позвольте, я расскажу вам небольшую притчу. Некий старец жил в пещере на Святой Афонской горе. Однажды к нему пришел ученик и сказал: "Авва, у тебя тут пыль, грязь, паутина... Да к тому же пауки и клопы. Благослови, я возьму веник и все это вымету". Старец отвечал ему так: "Оставь их, чадо. Эти насекомые необходимы для меня, они отсасывают дурную кровь..." Вот так и вы со своими налогами. Если бы этого не было, в Церковь устремились бы корыстные люди, а так все знают о налогах и притеснениях, и к нам идут только те, кто действительно хочет послужить Богу и Церкви.

И тут мне вспоминаются замечательные слова покойного епископа Николая (Чуфаровского), который говорил:

— Нам не страшна антирелигиозная пропаганда и даже преследования. Это — горячий утюг, который выжигает вшей из ризы Христовой.

В хрущевско-брежневский период весьма усилился процесс политизации Церкви, а вернее сказать, нашей иерархии... Вообще же, со времен декларации Митрополита Сергия положение Церкви в большой мере стало напоминать состояние птички из известного стихотворения старинного российского поэта Г.Р.Державина:

Поймали птичку голосисту

И ну сжимать ее рукой.

Пищит бедняжка вместо свисту,

А ей твердят: "Пой, птичка, пой!"

Петь, вернее, пищать полагалось главным образом на зарубежную аудиторию — на международных конференциях, конгрессах, во Всемирном совете церквей... (Е. в те годы изобрел специальный термин — "конгресс м и р о д е р ж ц е л ю б и в ы х сил.)

Репертуар был довольно однообразный — восхвалялись отечественные порядки и осуждался "империализм". В шестидесятых годах и вплоть до смерти президента Гамаля Насера иерархи наши с особым усердием сочувствовали арабам и осуждали Израиль.

Е. говорил:

— Если это будет продолжаться, скоро начнутся исправления в богослужебных книгах. Вместо "Воду прошед яко сушу и египетского зла избежав, израильтянин вопияше..." мы будем петь: "израильского зла избежав, египтянин вопияше"...

Затем наступило время сострадать вьетнамцам.

Даже в патриарших посланиях на День Святой Пасхи по крайней мере два абзаца были посвящены осуждению "американских агрессоров". (Е. называл такие послания "Аще кто вьетнамолюбив..." Это была косвенная ссылка на знаменитейшее пасхальное слово Святителя Иоанна Златоустого, оно начинается словами — "Аще кто боголюбив"...)

Затем мы громогласно сочувствовали чилийцам (жертвам генерала Пиночета), католическому меньшинству в Северной Ирландии, чернокожим в ЮАР и т.д. и т.п.

В конце концов, Е. предложил произвести переименования: Патриарха впредь официально называть "Архипатриот", а Синод — "Митрополитотдел".

В начале 1978 года весьма позабавила нас одна публикация Журнала Московской Патриархии (№ 1). Там описывается визит патриарха Пимена в Стамбул и его встреча с Константинопольским Патриархом Димитрием 14 октября 1977 г.

Наш Первосвятитель, в частности, сказал: