Проводив взглядом реанимобиль, Ковров вернул свой взыскательный взор к не спешившим расходиться бойцам и изобразил недоумение:

— Ну и чего митингуем?

— А с ним как? — Зубов кивнул на микроавтобус, в котором лежало тело погибшего на операции.

Вопрос вполне резонный. Если по-боевому, да на чужой территории, без перспективы «воздушного коридора», то сейчас должна последовать команда отвезти тело в укромное местечко, по-быстрому схоронить, оставить метку и записать координаты.

То есть такую команду все восприняли бы как должное, и никто бы слова против не сказал.

Но урок милосердия требовал эффектного логического завершения, чтобы сразу определиться по всем щекотливым вопросам и никто из команды в ближайшие сорок восемь часов не размышлял отвлеченно под пулями на тему «вот сдохну как собака под забором и никто не узнает, где могилка моя». Дело в том, что сторонне размышлять под пулями вредно в принципе, а уж на такие безрадостные темы — вредно вдвойне.

— Ну это уже не ваша забота, — сухо отчеканил генерал. — Миша сегодня же займётся организацией похорон. Деньги по договору переведем семье — весь миллион. В общем, всё сделаем.

— Миллион? — удивился Зубов. — Так он вроде бы не успел отработать…

И умолк, оборвав фразу, — а концовка напрашивалась вполне неутешительная «кроме того, глупо подставился и сорвал боевую задачу».

— А ты думаешь, его семью всё это интересует? — Ковров негодующе изогнул бровь. — Важно, что забрали живого-здорового, а вернули мёртвого. Вот это да, их интересует. Так что деньги — это минимум, что мы можем сделать для них… Ещё вопросы есть?

Вопросов больше не было. Бойцы смотрели на генерала как и в былые годы, на службе Родине: преданно, с огромным одобрением, а кое-кто даже со слезами на глазах.

Всё правильно сделал. Урок милосердия окончен со счётом сто-ноль в пользу вождя.

— Ну всё, а теперь ужинать и отдыхать. Если всё срастется, завтра весь день будут изнурительные тренировки…

* * *

Отправив бойцов на ужин, Ковров передал Мише водительское удостоверение, изъятое на операции:

— Быстренько пробей личность. Если это она — вижу очень даже интересную комбинацию.

— Знакомая фамилия, — заметил Миша, посмотрев на удостоверение. — Знакомое личико. Отчество совпадает, думаю, это она. Почему вы сомневаетесь?

— Видишь ли, когда я в последний раз слышал об этой семейке, эта девица была замужем, — пояснил генерал. — Так что, по логике, у неё должна быть другая фамилия. Не папина.

— Понял, — кивнул Миша. — Сей момент займусь…

Спустя десять минут Миша пробил всю информацию по злонравной застрельщице и доложил:

— Всё верно, это она. В самом деле замужем, но сохранила папину фамилию.

— Почему?

— Ну… Не знаю, может, гордится фамилией или просто своенравная такая… Это важно?

— Нет, не важно. — В глазах Коврова прыгали озорные чертики, вид у генерала был такой, словно он только что нашел самое главное сокровище своей жизни. Мише даже показалось, что вождь сейчас издаст боевой вопль и пройдется по площадке колесом. — Важно, что у неё такой замечательный папа и… что нам очень вовремя напомнили об этом. Миша, бросай всё, слушай задачу: включай все свои связи и ресурсы, до утра собери мне всю доступную информацию об этой девице и её золотом папочке. И да, акцент именно на папочке.

— Всё понял, уже бегу!

— Да, и кстати — между делом…

— Да-да?

— Есть одно сопутствующее поручение: не особо важное, но неприятное.

— Слушаю?

— Забери труп, — генерал кивнул на микроавтобус. — Подойди к моим, пусть помогут погрузить.

— Эмм…

— Я в курсе, что это не самое приятное поручение, — отрезал генерал, предвосхищая неизбежные вопросы. — Но другого озадачить не могу, дело деликатное. Избавься от него. А если завтра кто из бойцов спросит, скажешь, что похороны будут организованы по высшему разряду, через три дня, как и полагается.

— Понял, — покорно кивнул Миша. — Сделаем как обычно.

Проводив Мишу взглядом, Ковров взял телефон, набрал номер и на секунду задумался, прежде чем отправить вызов.

О чём задумался генерал? Нет, вовсе не о целесообразности последнего поручения. Миша много лет был личным секретарем прежнего вождя клана. Он лучше всех здесь присутствующих умел держать язык за зубами и неоднократно выполнял разнообразные деликатные поручения, причем гораздо более щекотливого свойства, — так что вопросы по части исполнения автоматически отпадали.

Вопрос, как ни странно, касался методики исполнения. В клане были свои наработки по этой части, так что по высшему разряду, увы, никак не получится, и собственно похорон тоже не будет.

Будут собачьи консервы.

Дешево, надежно, методически грамотно.

И вы не поверите, но в какой-то момент генералу стало неловко. Нет, не перед семьёй погибшего — генерал её никогда не увидит, и никто не будет требовать с него никаких объяснений.

Неловко перед самим собой, не теневым вождем клана и государственным преступником, пустившимся во все тяжкие, а перед человеком Игорем Ковровым.

Как-то не по-людски это было. Удобно, надёжно, экономно, но…

Не по-людски. Даже диверсантские похороны — под ближайшим кустом, с меткой и координатами, — и то были бы более человечными.

— Да и чёрт с ним, все там будем, — хмуро пробурчал Ковров, отряхивая сомнения. — Так что какая разница…

После этого генерал с лёгким сердцем позвонил своему старинному агенту по особым поручениям, получил условленный отзыв — жив, на свободе, не под контролем, назвал координаты ближайшей старой явки (а базу уже сам найдёт, не маленький) и приказал:

— Всё бросай, бегом ко мне. Надо поработать…

А спустя полчаса позвонил Меньшов и сообщил, что вопрос по раненому решен.

— Понял, спасибо.

Как именно решен вопрос, Ковров спрашивать не стал.

Все обговорили ранее, зачем тратить лишние слова?

Достав записную книжку, генерал в расходной графе поставил минус два и тотчас же принялся с увлечением набрасывать схему нового варианта…

Решетки, слава богу, там не было. А сифон был, сравнительно неглубокий и хорошо проходимый. Впрочем, сам я в него нырнуть вряд ли бы осмелился, Ева меня туда втащила чуть ли не силком.

Фыркая и тяжело дыша, мы некоторое время просто плескались, держась на плаву и пытаясь понять, где находимся. Увы, информация об обстановке была настолько скудной, что это в любой момент могло стать поводом для паники.