и военным командованием». Вместе с ним мы составляли планы уничтожения складов с горючим, снабжавших немецкие моторизованные и танковые части, которые уже начали сосредоточиваться у наших границ. До нападения Германии на СССР оставался один день.

Деятельность Я. Серебрянского во время войны практически не изучена. Этому есть несколько причин. Известно, что Серебрянский ушел из жизни, находясь под следствием, и оставить своих воспоминаний не мог. Большинство документов о разведывательно-боевой деятельности специальных структур НКВД — НКГБ СССР и Коминтерна в 1941–1945 годах вплоть до недавнего времени хранились под грифом «Особой важности» или «Совершенно секретно». Значительная часть архивных материалов являются засекреченными до сих пор.

Интерес к этой теме, однако, не иссякал, и поэтому реальные факты тайной войны зачастую заменялись мифами и легендами, художественными вымыслами. Справедливости ради, следует заметить, что в последние годы факты тайной войны стали находить объективное освещение в отечественной и зарубежной историко-публицистической литературе.

Теперь снова вернемся к тому дню, когда П.А. Судоплатов получил распоряжение Берии о создании Особой группы.

«Получив указание Берии (17 или 18 июня 1941 года) об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай войны, — писал П.А. Судоплатов, — я столкнулся со сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в приграничной полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности».

На плечи Судоплатова и его заместителя Эйтингона легли нелегкие задачи, связанные с передачей в распоряжение ОГ агентуры спецслужб НКВД, НКГБ и РККА. Административно-оперативному аппарату ОГ следовало наладить прямую связь как с центральными аппаратами этих ведомств, так и с их территориальными органами.

Эйтингон занялся координацией будущих действий с Генштабом и командованием Красной армии в приграничных округах.

Утром 21 июня Берия согласился с предложением Эйтингона, которое я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным резервом в 1200 человек из состава пограничных и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного направления. Три предполагалось развернуть в Украине, Белоруссии и Прибалтике, а 4‐й оставить в резерве в Подмосковье».

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года застало руководство СССР врасплох, принудив действовать в условиях цейтнота. В первые дни войны части Красной армии получили совершенно абсурдный, не соответствующий реальной обстановке приказ выбить немецкие войска за пределы Советского Союза.

Созданные Я. Серебрянским нелегальные группы в разных странах Западной Европы в результате репрессий против руководства СГОН утратили связь с Центром или «залегли на дно», чтобы не быть ликвидированными своими. Руководитель «Лиги Волльвебера», сам Волльвебер, в мае 1940 года бежал из Дании в Швецию, но был арестован с фальшивым паспортом и был приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Однако, несмотря на временное отсутствие Волльвебера, его сеть продолжала функционировать. Главной задачей бойцов «Лиги Волльвебера» было уничтожение судов тех стран, которые в свое время примкнули к антикоминтерновскому блоку.

Начальник Главного имперского управления безопасности (РСХА) Рейнхард Гейдрих в июне 1941 года докладывал рейхсфюреру Генриху Гиммлеру:

«…Руководителем этой организации («Лига Волльвебера») был немецкий эмигрант Эрнст Волльвебер. Он в значительной степени несет ответственность за организацию и активную деятельность созданных по указанию Москвы групп саботажников в Германии, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Франции и бывших Прибалтийских республиках».

По всей видимости, одной из причин провала «Лиги Волльвебера» — репрессии против руководства СГОН, предпринятые в 1938 году. Нет сомнения в том, что Я. Серебрянский, С. Шпигельглас, А. Орлов и их помощники сумели бы предотвратить или по крайней мере локализовать потери. Ведь разведывательно-диверсионная сеть одной из уцелевших групп СГОН И.Р. Григулевича успешно действовала в Аргентине в 1940–1944 годах. Значительная часть грузов, предназначенных для отправки из Буэнос-Айреса в Германию, в результате пожаров на судах и в складских помещениях была либо повреждена, либо уничтожена.

26—27 июня 1941 года вышел приказ НКВД о формировании войск Особой группы при наркоме внутренних дел СССР для выполнения специальных заданий в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

К концу июня руководству страны стало ясно, что на фронтах складывается крайне неблагоприятная для Красной армии ситуация.

29 июня 1941 года вышла совместная директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских оккупантов». В ней, в частности, указывалось:

«В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с врагом. Создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их замыслы».

После выхода указанной директивы в различных военных и политических структурах началась работа по организации партизанских отрядов. Несмотря на многочисленные конъюнктурные искажения в 1980–1990 годах роли органов госбезопасности СССР в Великой Отечественной войне, следует признать, что ведущую роль в начальный период войны играли структуры НКВД — НКГБ.

«Именно на первом трагическом этапе войны, — вспоминал П.А. Судоплатов, — органы госбезопасности и внутренних дел сыграли одну из ведущих, а в ряде районов главную роль в развертывании партизанского движения. И это было понятно, так как, в отличие от партийно-хозяйственного актива, органы НКВД и их агентурный аппарат уже более двух лет действовал в сложной оперативной обстановке на приграничных территориях. Их можно было быстрее переориентировать на борьбу с противником и сбор разведданных.

В условиях жесточайшего дефицита кадров 7 июля 1941 года состоялись закрытые судебные заседания Военной коллегии Верховного суда СССР над Я.И. и П.Н. Серебрянскими. В протоколе судебного заседания по делу Я. Серебрянского значится:

«Председательствующий объявляет судебное заседание открытым. Подлежит рассмотрению дело по обвинению Серебрянского Якова Исааковича в преступлениях, предусмотренных ст. 58—1 и 68–11 УК РСФСР.

Подсудимому разъяснены его права и объявлен состав суда. Ходатайств и отвода составу суда подсудимым не заявлено.

Председательствующий зачитывает резолютивную часть обвинительного заключения и спрашивает подсудимого, понятно ли предъявленное ему обвинение и признает ли он себя виновным.

Виновным себя не признал. На предварительном следствии признал себя виновным после того, как к нему были применены физические методы воздействия. Изобличают его Волков, Сыркин, Алехин, Успенский, Буланов, Перевозников и др. В 1924 году он действительно был в Палестине, но его никто для шпионской работы там не вербовал. О его политических настроениях можно судить по конкретной работе, которую, если бы следствие пожелало, можно было бы проверить.

Судебное следствие по делу объявлено законченным. В последнем слове подсудимый Серебрянский заявил, что суду он доверяет и просит объективно разобраться в его деле. Суд удалился на совещание. По возвращении суда председательствующий оглашает приговор и разъясняет осужденному о порядке подачи им ходатайства о помиловании. Судебное заседание объявлено закрытым»[15]. Суд продолжался не более тридцати минут. Приговор был предопределен заранее, и решение принималось совсем не в совещательной комнате. А в тот день, 7 июля, Военная коллегия Верховного суда в составе председательствующего, диввоенюриста Дмитриева, бригвоенюриста Климина и Наумова и секретаря, военного юриста 1‐го ранга Чумало, подписались под следующим вердиктом:

«В закрытом судебном заседании в гор. Москве 7 июля 1941 года рассмотрела дело