«Прямой путь всегда самый короткий», – решил Броуди.

– Я прошу прощения за то, что произошло в тот день на корабле. Знаю, я не должен был вас целовать. Но я не ожидал вас увидеть и… потерял голову. Простите меня.

Она продолжала смотреть на него молча.

– Понимаете, я не знал, что вы были ранены. Если бы знал, я не стал бы вас трогать. Простите меня. Я очень сожалею.

«О черт, – подумал Броуди, – придется стоять тут и просить у нее прощения, пока она не откроет рот и не скажет хоть что-нибудь в ответ».

Пока что у нее не дрогнул ни один мускул, она просто стояла и смотрела на него во все глаза. Взгляд у нее был странный, как будто зачарованный. Не сходя с места, Анна старалась отдалиться от него, обезопасить себя, словно он был не человеком, а каким-то осьминогом с ядовитыми щупальцами.

«Его голос, – подумала Анна, – господи помилуй, это же его голос!» Ей всегда нравился мелодичный голос Николаса, его неповторимый легкий акцент – валлийский <То есть свойственный жителям Уэльса.>, ирландский и английский одновременно. Стоило ей закрыть глаза, ей показалось бы, что это Николас стоит напротив и разговаривает с ней. В целях самозащиты Анна воскресила в душе прежний гнев и направила его против этого человека, этого ненавистного самозванца, присвоившего себе голос и внешность Ника.

– И вы полагаете, что я могу вас простить? Я вас никогда не прощу. Вы заварили эту кашу, и вам самому придется ее расхлебывать, мистер Броуди. Вы сожалеете? Мне дела нет до ваших сожалений. Они не исправят того, что вы натворили.

Броуди отступил на шаг. Услышать, как эта пигалица, эта миниатюрная гарпия бросает ему в лицо его извинения, – вот уж чего он никак не ожидал!

– Того, что натворили вы, мэм, они тоже не исправят, – отрезал он. – Может, вы забыли, что тоже принимали в этом участие? Опоздай Билли на две минуты, у вас уже возобновился бы медовый месяц, миссис Бальфур. И не говорите, что вам это не понравилось.

Сперва она побелела, потом залилась ярким румянцем от смущения. Броуди по привычке коротко выругался, проклиная самого себя, и Анна покраснела еще больше.

Когда Броуди попытался ее остановить, она шарахнулась в сторону, и он безнадежно опустил руку. Не говоря больше ни слова, Анна повернулась и побежала к гостинице. На этот раз он не стал ее догонять.

– Где Флауэрс? – спросил О'Данн.

– В том конце холла, – ответила Анна.

– Охраняет меня, – предупредительно добавил Броуди. – Если, конечно, не спит.

Они возмущенно уставились на него. Он вскинул ногу на ногу, положив лодыжку на колено, и любезно улыбнулся. Удивительная способность его телохранителя засыпать в одну секунду в любом положении и в любое время была для Броуди источником постоянного веселья, а для Анны и О'Данна – острого раздражения.

Ужин закончился; они находились в опустевшем холле и готовились к началу первого официального совещания. Несомненно, идея встречи принадлежала О'Данну: Броуди даже помыслить не мог, чтобы это предложила миссис Бальфур. Будь на то ее воля, она не осталась бы с ним в одной комнате ни на минуту. Все, чего он добился своими извинениями, – это еще большего ограничения свободы передвижения для себя.

О'Данн вышел из гостиницы в ту самую минуту, когда Анна со всех ног бросилась ко входу. Он остановил ее, и они обменялись в дверях несколькими торопливыми словами. Броуди не знал, что именно она ему сказала, но догадаться было нетрудно, потому что теперь его руки снова были скованы, а Билли, смущенно отводя взгляд, шепнул ему, что так оно и будет впредь. Днем и ночью.

Броуди скрестил руки на груди, насколько позволяла цепь, и губы у него сжались, когда холодное железо впилось в содранную кожу на запястьях. Уже давно пора было привыкнуть к этой боли, но Броуди так и не смог с ней примириться. Потому, наверное, что ему было не просто больно: его бесили до чертиков эти оковы. Он пристально взглянул на Анну и ощутил мстительное удовлетворение, увидев, как она тотчас же повернулась к нему спиной.

Броуди больше не испытывал чувства вины по отношению к ней. Да, он понимал, что ей больно на него смотреть, и сочувствовал ей, но… Он же, черт подери, не виноват в том, что похож на своего брата-близнеца! Это не дает ей права смотреть сквозь него, будто его тут вовсе нет, или бросать на него такие взгляды, как если бы он был бадьей с рыбьей требухой, которую кто-то случайно выставил у входа в ее гостиную!

– Давайте покончим с этим поскорее, Эйдин, – нервно предложила Анна.

Прямая и строгая, натянутая, словно корабельный канат, она, как всегда, была застегнута на все пуговицы и в своем лиловом платье напоминала чью-то пожилую тетушку. Броуди невольно спросил себя, носит ли она корсет. Похоже, что так, если судить по ее высокой и неподвижной груди. И зачем только женщины это делают? Особенно такие женщины, как она, – маленькие, изящные, с безупречной фигуркой.

Вот она опять вспыхнула – ее щеки окрасились очаровательным румянцем. Броуди понадеялся, что она читает его мысли, потому что он нарочно вспоминал тот день на корабле, когда она позволила ему себя обнять, вспоминал, как она вздыхала и каковы были на вкус ее губы.

О тех поцелуях он тоже больше не жалел. В конце концов, она же первая начала! Не стал бы он ее целовать, если бы знал, что она больна! Именно это он и пытался ей втолковать, и вот ему награда за все труды: звякающие цепи на руках.

О'Данн был погружен в какие-то заметки, которые делал в блокноте.

– Одну минуту, – отозвался он, не поднимая головы и продолжая строчить.

Броуди заметил, что Анне это не понравилось. Ясное дело: ей хотелось поскорее покончить с «официальным совещанием» и убраться отсюда восвояси. Она старательно делала вид, будто занята какой-то книжкой и не сидит как на иголках под его пристальным взглядом. Да, здорово он ей насолил! Вот она поднялась, отошла в дальний конец комнаты и выглянула в окно, словно в кромешной тьме по ту сторону стекла происходило нечто невообразимо интересное. Броуди прищурился, сверля ее взглядом, и ничуть не удивился, увидев, как у нее залилась краской шея.

Она медленно повернулась, будто повинуясь его молчаливому приказу, и с вызовом посмотрела прямо ему в глаза. Он понял, что она старается заставить его отвести взгляд, и, не мигая, задумчиво провел указательным пальцем по нижней губе. Щеки у нее запылали. Броуди улыбнулся. Ее глаза потемнели от гнева, лицо словно окаменело. Он мог поклясться, что слышит, как она мысленно приказывает себе не отворачиваться. Ему самому пришлось приказать себе не рассмеяться в голос.

Но туг О'Данн испортил невинное развлечение: встал и сделал ей знак присоединиться к ним.

– Я считаю, что настало время определить наши цели и задачи, – объявил он своим официальным, «адвокатским» голосом, просунув большие пальцы в проймы жилета и слегка покачиваясь с каблука на носок. – Насколько я себе представляю, наша первая задача состоит в том, чтобы утвердить мистера Броуди в роли Николаса Бальфура. С этой целью…