Нет! При мне никто из нее не выходил, а разглядеть, кто находится в салоне, не было возможности: стекла сильно тонированные, попробуй, разгляди… А номер был как нарочно заляпан грязью.

Хорошо, Валерия Викторовна, вот вам пейджер, — он достал из ящика стола оперативный пейджер, — вы мне не звоните и к нам не приходите: если понадобится встретиться, нажмите эту синюю кнопку. — Он показал на приборе. — Но это только в крайнем, как говорится, пожарном случае, и после нажатия кнопки ровно через час вы должны быть в филиале «Альфа–банка», который находится на Полянке, внизу, в депозитарии. Если вы мне понадобитесь, то на вашем пейджере появится сообщение: «Вы можете получить свой депозит. Королев». Это означает, что к часу получения этого сообщения вы должны прибавить семьдесят пять минут и появиться в том же самом месте. Договорились?

Как скажете…

Все запомнили?

Если я нажимаю синюю кнопку, то через час я должна быть в депозитарии филиала «Альфа–Банка», что на Полянке, а если я получу сообщение: «Вы можете получить свой депозит. Королев», то я должна быть там же через час с четвертью, — четко повторила Валерия Викторовна.

Отлично! А сейчас мы расстаемся. — Константин крепко пожал вдове руку. — Когда будете выходить, запомните тех, кто работает со мной: любой может прийти к вам на встречу. Им вы можете доверять, как мне! И если кого‑то из них увидите рядом, значит, так нужно: не подавайте вида, что знакомы…

Поняла! Спасибо вам, Константин Михайлович…

Пока не за что…

Как только женщина скрылась за дверью, Константин вызвал к себе Колесникова:

Вот что, тезка: ты запомнил вышедшую от меня женщину?

Навсегда!

Вот номер ее машины, — Рокотов протянул ему листок, — за ней, вполне возможно, будет следить зеленая «Ауди–сто», мне нужно узнать об этой машине все, что возможно!

А о тех, кто в машине?

В первую очередь. Только постарайся не обнаружить себя.

Что, такие опасные?

Все может быть, — неопределенно ответил Костик.

Понял. Когда начинать?

Вчера!

В таком случае, меня уже нет…

Первым делом Константин наметил переговорить с профессором, который не только давал заключение о состоянии здоровья Мордковича в связи с потерей памяти, но и делал вскрытие по личной просьбе Валерии Викторовны. Профессор Криницын был давний приятель его отца, Михаила Никифоровича, и потому именно к нему и обратился Константин после того, как нашел исчезнувшего Мордковича.

Добрый день, Николай Самойлович! — поздоровался Константин, войдя в кабинет профессора.

Костик, привет! Какими судьбами? — радушно отозвался тот, отрываясь от какой‑то истории болезни. — Как папа, мама? Давно что‑то мы с ними не общались.

Спасибо, с предками все в порядке: привет передавали.

Им тоже передай, но мне кажется, что ты не ради родительского привета навестил старого профессора: выкладывай, с чем пожаловал.

Николай Самойлович, помните того мужчину, которого я к вам приводил для обследования?

И которого мне пришлось на днях вскрывать? — Профессор огорченно покачал головой.

У вас есть что сообщить мне, как говорится, не для протокола? — Константин не мигая уставился на него в ожидании ответа.

Понимаешь, Костик, его супруге я честно сообщил, что он скончался от инфаркта, от сердечной недостаточности. — Профессор многозначительно замолчал.

Это официальная версия, а что вы мне скажете?

Не все так просто, дорогой Костик, это не только официальная версия, но и до жути верная.

Не сомневаюсь: ваше заключение подтвердил и другой, независимый, эксперт, — заметил Рокотов.

Не поверила, значит, — без какого‑либо огорчения произнес профессор. — Вероятно, и я поступил бы точно так же, — как бы про себя прошептал он.

Николай Самойлович, давайте прямо: поделитесь своими догадками, сомнениями, ощущениями. Ведь они у вас есть, не так ли? — наступал Константин.

Ты всегда отличался нетерпением, дорогой мой Костик. Однако в данном случае ты прав: есть кое‑что, не оставляющее меня в покое.

И что же?

Ты имеешь представление о том, что такое инфаркт?

Довольно смутное, — признался Константин, — буду признателен, если вы доступно проведете со мною ликбез.

Сердце снабжается многочисленными сосудами, как ты знаешь из школьной программы. Так вот, если в какой‑нибудь из сосудов попадет тромб, то есть он закупорится, или этот сосуд по какой‑то причине настолько сузится, что существенно снизит нормальный кровоток к какому‑то участку сердца, оно может дать сбой, вплоть до остановки. Естественно, я объясняю довольно примитивно, чтобы тебе было понятно.

Спасибо, — нисколько не обиделся Рокотов, — и что же вы обнаружили в нашем случае? — Константину показалось, что именно сейчас он и услышит что‑то важное.

Сердце, как я и отметил в своем заключении при обследовании Мордковича при жизни, было здоровым и могло проработать до глубокой старости, однако в одном месте, как я сказал, некий сосуд не сумел достойно обеспечивать его кровью…

И что же с этим сосудом? Тромб? Ишемическая болезнь или еще что‑то?

В том‑то все и дело… — профессор растерянно пожал плечами, — при вскрытии я обнаружил этот сосуд абсолютно здоровым!

Разве такое возможно? Если я правильно понял, некий участок сердца оказался пораженным из‑за непоступления к нему крови в силу поражения сосуда, по которому и поступала кровь, а при вскрытии вы обнаружили, что этот сосуд вполне дееспособен. Я правильно понял?

В принципе, если бы я был вызван в суд как эксперт и мне пришлось бы отвечать на вопрос: «Возможно ли такое?», я бы ответил, что такое вполне возможно.

Константин заметил, как борется с собой профессор, а потому спросил в лоб:

А что вы ответите мне?

Тебе?.. — Он немного подумал и решительно взмахнул рукой. — А тебе я сказал бы, что такой случай маловероятен! Как говорится, один на миллион! — Сильно волнуясь, профессор не заметил, как повысил голос.

То есть вы хотите сказать, если я правильно понял ваш ликбез по инфаркту миокарда сердца, такое возможно, если бы этот кровеносный сосуд кто‑то сжал на время, а потом отпустил… Например, как задушить человека: сдавил горло, перекрыл доступ кислорода в легкие и человек задохнулся, — попытался размышлять Константин вслух.

Примитивный пример, но вполне доходчивый, — согласно кивнул профессор.

А вы внимательно исследовали тот злополучный сосуд? — машинально спросил Рокотов, но столкнулся с таким взглядом своего ученого визави, что тут же сказал: — Извините, Николай Самойлович, вырвалось случайно! И ничего?