без выпада, с иронией над самим собою. Напряжение между Алисией и епископом разрядилось.

Студентка включила воспроизведение, предупредив, что возможны визги, и нужно беречь уши. Визги, действительно, имели место. Второй из Пяти спросил, откуда они берутся, и профессор дал пояснения. Герой сказал со своей стороны:

— Я думаю, боги намекают, кто же из нас более святой. Мать Алисия, мои поздравления: у вас визжало больше других.

Чопорным Амессину и Орланде его шутки не всегда приходились по душе. Однако даже они понимали, что делает герой: разгоняет тучи, создает такую обстановку, в которой невозможно устроить яростный спор о вере.

Были заданы вопросы и получены на них ответы, каждый зритель удовлетворил любопытство. По просьбе Второго из Пяти был сделан еще один показ. Несмотря на визги и хрипы, каждый священнослужитель похвалил устройство. Все признали талант профессора, а герой отметил также и талант студентки.

— Перейдем к самому приятному, — он потер ладони. — К вопросу о будущем применении прибора.

Напряжение первых минут развеялось настолько, что ученый сказал напрямик:

— Признаться, для меня этот вопрос самый неприятный. Уже два вельможи твердо вознамерились купить изобретение. Я бы не хотел спровоцировать конфликт.

— Думаю, эти вельможи — миряне? — Благодушно, но твердо сказал Амессин. — Их цель — производство и продажа прибора. Интересы святой Церкви стоят выше, чем доходы каких-то дельцов.

— Ваша светлость, как же мой прибор способен помочь Церкви?

И тут, что любопытно, епископ польстил своей противнице — Алисии.

— Мы уже обсуждали этот вопрос, и мать Алисия высказала мудрое суждение. Прошу ее повторить его.

Алисия помедлила, не уверенная, что стоит посвящать мирян в дела Церкви. Но епископ повторил просьбу, а герой сделал приглашающий жест, и священница заговорила:

— Мрачные события минувшего года и две тяжких утраты, понесенных Церковью, пошатнули порядок. Нам не хватает сплоченности, и прихожане теряются, слыша разные смыслы в речах проповедников. Необходимо как можно скорее дать людям единую правду, которая положит конец конфликтам. Но теологи еще не пришли к ее полному пониманию, потому мы решили начать хотя бы с одной незыблемой истины, вокруг которой сплотятся все.

Она слегка кивнула Амессину, как бы смягчая жесткость слов:

— Применение Перстов — страшный грех. Табу Вильгельма должно соблюдаться.

Епископ продолжил ее речь:

— Однако все мы признаем, что сложная обстановка от многих требовала трудных решений. Не всегда Персты применялись по злобе. Нередко к ним прибегали люди обманутые, либо отчаявшиеся, либо загнанные в тупик. Мы решили дать носителям Перстов шанс раскаяться. Кто придет к нам и падет на колени, и исполнит епитимью, которую мы назначим, — тот будет прощен и очищен перед богами. А за головы тех, кто не сделает этого, мы назначим щедрую награду. Каждый, кто запятнал себя грехом, так или иначе предстанет перед судом святой Церкви.

И вот теперь настал идеальный момент, чтобы описать один из подвигов героя.

Это случилось в Первой Зиме, как раз тем днем, когда Адриан рвал на себе волосы от досады, а Магда вела трудные переговоры со старшими ориджинскими волками. Герой тоже был приглашен на встречу, однако опоздал. Он рассудил, что в замке имеется один человек, больше прочих достойный внимания.

— Я желал бы увидеть леди Иону Ориджин, — сказал герой кайру Обри, охранявшему покой принцессы.

Лицо солдата выразило замешательство.

— Видимо, вы пришли с целью переговоров. Не смею отказать столь важному послу, но и впустить никак не могу.

— Вы ошибаетесь, кайр. Передайте леди Ионе: я пришел не как посол Шиммери, а как друг, который понимает, что с нею творится.

Обри скрылся в комнате, а парой минут позже впустил героя.

— Я останусь рядом, — сказал кайр принцессе и занял пост у двери.

Леди Иона подняла бледное лицо, взглянула на гостя красными заплаканными глазами.

— Ваше величество…

Король Франциск-Илиан сел подле нее.

— Миледи, вам трудно говорить, и я не требую ответа. Просто выслушайте. Знаю, что вы задаетесь одним вопросом: «Что же мы наделали?» Знаю потому, что сам задавался им. Вы — человек тысячи достоинств. Я понятия не имею, отчего боги проявили ко мне больше милосердия, чем к вам. Вероятно, они знали, что вы способны вынести все это, а я сломаюсь, если не получу поддержки. Так или иначе, боги мне помогли.

— Как?.. — пролепетала Иона.

— Они дали ответ. Заранее, еще девять лет назад, боги послали вещий сон, который был ответом на мучительный вопрос. Что же мы наделали? Предотвратили гибель мира. Наш мир был бы уничтожен, если б вы и я, и еще несколько человек не совершили определенных действий.

— Боги?.. — выдавила принцесса.

Пророк ответил иносказательно, поскольку не знал, насколько посвящен в тайну Обри.

— Да, боги. Не те, о которых мы много слышали в последние дни, а иные, высшие и подлинные. Все мои сны сбылись. Последний из них сообщал даже о таких мелочах, как деревянная конструкция, к коей крепится ваше Орудие. Но полное значение снов я оценил лишь теперь. Они не только предостерегали об опасностях, они сделали больше: доказали существование… кое-кого.

Смысл начал достигать сознания принцессы. В глазах зажглись робкие искорки надежды.

— Они существуют?..

— Именно это я и говорю. Кто еще мог показать мне вещие сны? И кто сказал бы вашему брату точное время атаки?

Иона поморгала:

— А откуда вы знаете про это?

— Уже поговорил с ним. Подумал, лорда Эрвина тоже порадуют мои слова. И не ошибся.

— Ой… — Она изменилась в лице. — Я замкнулась, совсем забыла про него! И про Минерву тоже, мне так стыдно… Как справляется Эрвин?

— Ему легче, чем вам. Праматерь слишком часто говорила с ним, чтобы он в ней усомнился. А еще, его развлекает прелестная Магда гениальными идеями о политике империи Полари.

Иона выпалила не то в шутку, не то всерьез:

— О, боги! Эрвин в лапах врага. Я должна прийти на помощь!

— Дослушайте, миледи. Вам станет легче, когда тоже поверите в то, во что верю я и Эрвин. Однако личный демон останется с вами, и имя ему — вина. Вы убивали Перстом. Сомневаюсь, что вы скоро себя простите.

— Быть может, вы и тут дадите совет?

— Дам. Не примите за высокомерие, это всего лишь опыт — то богатство, которое я охотно выкинул бы в Бездонный Провал, если б мог. Опыт говорит, что вам нужно искупление. Исповедайтесь и примите епитимью. Чем строже она будет, тем легче станет на душе. Исповедником должен быть уважаемый вами человек, при этом абсолютно беспристрастный. Это, конечно, не ваш брат, и не я, и не кто-либо другой в