Самую милую песню, которую я когда-либо слышал. Мне казалось, что эта птица пела только для меня. Я вернулся внутрь, и мгновение спустя пение птицы стихло, и я услышал шелест крыльев, поднимающихся обратно в небо. — Его глаза наполнились слезами, как будто он услышал это прямо сейчас. — Она спасла мне жизнь, — тихо сказал он. — Спасла мне жизнь.

Несмотря на странность всей этой ситуации, я почувствовал, как у меня в горле образовался небольшой комок.

— Берт до сих пор не определил, что это была за птица, — добавила Бетти. — Но когда-нибудь он это сделает, — тепло сказала она.

Берт улыбнулся в ее сторону.

Еще там была трехногая кошка, развалившаяся на пуфике, потому что, конечно, почему бы ей там не быть.

— Это Клавдия. К-Л-А-В-дия, — произнесла Бетти, хихикая, когда она, очевидно, заметила, что я смотрю на кошку. — Понял? К-Л (Clawdia — claw — коготь).

— Я понял, Бетти, — заверил я ее. — Это… умно.

Полный дом эклектичных неудачников. И теперь я был одним из них.

Бетти повернулась и заговорила с Клариссой, поэтому я слегка наклонился к Хейвен.

— Под моим окном есть могила.

— Я знаю, — сказала она. — Я увидела ее несколько дней назад, когда шла на пристань. Бетти говорит, что там похоронен старый амбарный кот. — Она сделала паузу, и мои плечи расслабились. Бетти сказала мне то же самое. — Хотя кто называет кота Бобом Смитерманом?

— Этот самогон становится лучше с каждым стаканом, — сказал Берт, отвлекая мои мысли от предполагаемого амбарного кота по имени… Боб?.. Смитерман?.. с огромным надгробием под окном моей спальни. Может быть, мне стоит позже проверить базу данных полицейского управления и выяснить, звали ли покойного мужа Бетти Боб.

Крикет кивнула.

— Так и есть. Хотя, конечно, то, что он не сделан в унитазе, означает, что ему чего-то не хватает.

— Мы все благодарны за это, Крикет, — отметила Хейвен.

— Ты так думаешь? — спросила Крикет, поворачиваясь к ней. — Но я говорю тебе, что вкус намного лучше, когда избыток бактерий способствует процессу брожения. — Она постучала себя по голове. — Тюремная наука.

— Тебе следует написать об этом книгу, — предложила Кларисса, понимающе подмигнув ей.

— Я пишу, — ответила Крикет. — Она почти закончена. Хочешь прочесть?

— Боже, нет.

Крикет рассмеялась, хлопнув себя ладонью по колену.

— Нужно иметь жесткий характер, чтобы искать определенные формы знаний. Хотя у некоторых нет выбора. Знание вещей, о которых никто не хочет думать, находит их, — сказала она.

Это показалось мне правдой и мудростью. Мы все обладали неприятными истинами, основанными на том, куда привела нас жизнь и с чем мы столкнулись, будь то лично или профессионально. Большинство людей не упоминали такие темы во время светских раутов. Большинству людей не нравилось думать об этих вещах даже наедине с собой.

Например, я. В памяти всплыл случай с утопленником, на который я приехал много лет назад, то, как мать пятилетней жертвы выкрикивала его имя, пока ее голос не стал лишь хриплым шепотом. А потом в памяти всплыл гроб, посмертный макияж на лице отца, то, как я мысленно звал его, умоляя вернуться. Как я до сих пор иногда представляю его, даже на небесах, пытающегося улыбнуться сквозь весь этот грим.

Рядом со мной лицо Хейвен стало странно пустым, как будто она тоже переживала болезненные воспоминания. Я хотел знать, о чем она думала. У меня возникло странное желание взять ее руку в свою.

Я сделал еще один глоток самогона, на этот раз большой глоток.

Истон, похоже, воспользовавшись тем, что все повернулись в сторону Крикет, выскользнул из комнаты, один раз оглянувшись на меня, прежде чем завернуть за угол и исчезнуть из поля зрения.

— Он ведет себя так странно, — сказала Хейвен, нахмурив брови, ее взгляд задержался на том месте, откуда ее брат только что вышел из комнаты. — Он даже не подошел поздороваться.

Я сделал еще один глоток самогона. Это было правдой, чем больше ты пил, тем лучше становилось. Я мог только представить себе головную боль, с которой можно проснуться, выпив слишком много этой гнилой жижи. Я отставил свой стакан в сторону.

— Ну, — сказал я, — это может быть как-то связано с тем фактом, что я застал его в постели со своей девушкой — теперь уже бывшей девушкой — на прошлой неделе и, думая, что он сексуальный маньяк, который вломился в ее квартиру, вытащил свой пистолет и прицелился ему в голову. Большую голову. Не ту, которая была внутри моей девушки в тот момент.

Ее рот приоткрылся, и она прикрыла его рукой, ее большие глаза были круглыми блюдцами на лице.

— О, Боже, — выдохнула она, опуская руку. Хейвен поморщилась, а затем встретилась со мной взглядом. — Твоя месть. Он — объект. О, Боже. — Ее лицо побледнело.

— Ты винишь меня?

Она глубоко вздохнула и медленно покачала головой.

— Не совсем. — Она сделала паузу, ее обеспокоенный взгляд скользнул по моим чертам. — Как именно ты планируешь осуществить упомянутую месть?

— Я еще не решил. — Я одарил ее дьявольской улыбкой, но она оставалась серьезной, наконец вздохнув.

Но, честно говоря? Должен был признать, что потерял некоторый интерес к своей мести. Не могу точно сказать почему, но так оно и было.

— Может быть, он этого заслуживает, — она наклонила голову, бросив на меня сочувственный взгляд. — Насколько серьезно ты относился к девушке?

— Я подумывал жениться на ней.

Это было правдой, не так ли? Так почему же это казалось ложью?

— Черт. — Она протянула руку и положила ее на мою. Ее рука была стройной и загорелой, ногти были короткими и неокрашенными. Ногти женщины, которая любила копаться в земле. Ты никогда не будешь слишком стар, чтобы валяться в грязи. — Прими извинения. От его имени. — Она выглядела такой невероятно искренней, и я почувствовал легкий стук в груди.

— Ты не можешь извиняться за кого-то другого.

Наши взгляды встретились на несколько мгновений, и что-то произошло между нами. Что-то, что я понятия не имел, как интерпретировать. Сочувствие? Понимание?

— Нет, — наконец сказала она. — Я знаю. Знаю это. Хотя иногда чувствую ответственность за его поведение. Я практически вырастила его. Так долго были только он и я. Он… ну… Я даже не знаю, что сказать.

Хейвен отвернулась, и я мгновение изучал ее профиль, разглядывая эти непослушные кудри, которые определенно жили собственной жизнью. Мне было интересно, как будут выглядеть ее распущенные волосы… вся эта дикость, танцующая вокруг ее лица.

— Что вы двое здесь делаете? — наконец спросил я.

Ее взгляд снова встретился с моим, и она одарила меня очень легкой улыбкой.

— Мы покинули Калифорнию — откуда,