Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не помню, как мы ушли из казино. Какие-то фрагменты выпали из памяти. Было около двух часов ночи, мы заехали на бензоколонку — заправиться и запастись пончиками и кофе на обратную дорогу. Помню, что от сахарной пудры с пончика на верхней губе Раэля остались усики, как у Кларка Гейбла. Подпевая Ramones, он вел машину по Гарден-Стейт-паркуэй, положив одну руку на руль, а другой сжимая стакан кофе из «Севен-Илевен». Я даже песню помню — «Вonzo goes to Bitburg». Спустя несколько месяцев я услышал на работе по радио эту песню и до вечера ревел в угловой кабинке в туалете.
Больше я ничего не помню. Либо заснул на пассажирском сиденье, либо после аварии стер это из памяти. Следующее, что приходит в голову, — визг шин BMW у на бешеной скорости катящегося по траве под откос, скрежет металла, куда громче, чем я мог себе представить, звон бьющегося стекла, засыпавшего нас осколками, и рев двигателя, похожий на вой раненого медведя. Машина врезалась в деревья, растущие вдоль шоссе.
Когда я пришел в себя, мы висели вниз головой.
Раэль был без сознания. Казалось, он сидит на заднем сиденье, чего, разумеется, никак не могло быть, поскольку голова его едва не упиралась в руль. Он висел, будто откинувшись назад, я же замер в вертикальном положении.
— Раэль, — окликнул я хриплым шепотом, и это усилие болью отдалось в груди. Ремень безопасности врезался мне в грудную клетку и ноги, я не мог пошевелиться.
— Раэль, — повторил я.
На этот раз голос прозвучал громче, но ребра так свело, что меня едва не стошнило. После оглушительного грохота аварии наступившая в машине тишина казалась неправильной, неуместной, но, кроме шума изредка проезжавших по шоссе автомобилей и странного шипения из развороченного двигателя, я не слышал ни звука. Я вытянул шею, чтобы получше разглядеть Раэля. Было довольно темно, но мне все равно показалось, что он сидит как-то неестественно. Будто машина его проглотила. Я ясно видел разбитую приборную доску, тело же Раэля словно куда-то подевалось.
Тут он вздрогнул, очнулся, закашлялся и выплюнул ужасающее количество крови.
— Зак, — задыхаясь, позвал он; казалось, звуки с трудом пробиваются сквозь жидкость у него в горле.
— Я здесь, — прерывающимся от облегчения голосом ответил я.
— Похоже, мне хана.
— Мне тоже.
— Я не могу дышать.
— Держись, мужик. Не паникуй.
— Это нелегко, — прохрипел он.
— Я не могу найти свой мобильник, — сказал я. — Где твой?
— На поясе.
— Сможешь передать его мне?
Сдавленный стон.
— Зак.
— Что?
— Я не могу шевельнуть рукой.
— Ничего страшного, — глупо ответил я. — Сам возьму.
— Я не могу пошевелить руками, Зак. Меня парализовало.
— Ничего тебя не парализовало, — я нашарил застежку ремня безопасности, — просто машиной придавило.
— Я ничего не чувствую! — закричал Раэль, бешено мотая головой. — Я ног не чувствую! Я не могу двигаться! — Он закашлялся, выплевывая сгустки крови, так что голос звучал глухо, натужно, и стал биться головой о руль.
— Раэль! — заорал я и от боли содрогнулся всем телом; казалось, дыхание мое обжигает изнутри кровоточащие мышцы. — Успокойся!
Но он уже потерял сознание.
Не помню, сколько у меня ушло времени, чтобы освободиться от ремня безопасности. Может, пять минут, может, полчаса. Наконец я расстегнул застежку, рухнул вниз головой на крышу машины, перевернулся, и меня тут же вырвало. Я лежал, машинально сжавшись в комок, и задыхался от вони собственной рвоты. Мне так хотелось уснуть, оставив другим расхлебывать кашу, что в конце концов я закрыл глаза и отключился. Кто-нибудь непременно нас найдет, достанет из машины, положит на носилки, зафиксировав наши шеи с помощью этих желтых штуковин, чтобы мы не шевелились, отнесет в «скорую» и будет успокаивать, ставя капельницу с морфием. Достать Раэля будет явно не так-то просто, но ведь у спасателей наверняка есть нужные инструменты. Так не лучше ли дождаться профессионалов? Я же ничего не умею, и от моей помощи будет больше вреда, чем пользы.
— Зак!
— Что?
— Проснись.
Я перевернулся и сел. Рваный металл крыши болезненно впивался в колени. Мне стоило огромных усилий не поддаться порыву и не броситься наутек из тесного салона разбитой машины. Я подполз к Раэлю и увидел, что лицо у него распухло и все в крови, а грудная клетка разворочена. Мне пришлось отвернуться: посмотри я чуть дольше на его изувеченное тело, у меня началась бы истерика.
— О господи, Раэль, — пробормотал я.
— Ага, — с пугающим спокойствием, почти равнодушно, ответил он. — Не бойся. Я не чувствую своего тела.
Каким-то чудом мне удалось дотянуться до его пояса и нашарить дрожащими пальцами мобильник. Его свитер насквозь пропитался кровью, от Раэля волнами шел жар. «Скорая» ехала целую вечность, Раэль то приходил в себя, то терял сознание, а я, как мог, поддерживал его висевшую голову: уселся, поджав ноги, под ним и подставил плечо, как столик. Кажется, я даже молился.
— Скажи Тамаре, что я очень виноват перед нею, — попросил Раэль.
— Сам скажешь.
— Хватит, Зак, — перебил он, — не трать мое время. Просто передай, что я очень ее люблю и прошу у нее прощения. Сделаешь?
— Хочешь, чтобы я позвонил ей прямо сейчас?
— Нет. Не надо ей слышать меня таким.
— Хорошо. Я все передам.
Я был уверен, что Раэль не видит слез, которые текли по моим щекам. Он снова закашлялся и выплюнул сгусток крови, который шлепнулся с глухим стуком, словно это была не кровь, а какой-то твердый предмет.
— Зак.
— Что?
— Я чувствую, как умираю. Чувствую.
— Подожди, — попросил я. — Помощь скоро приедет.
Он покачал головой.
— Я уже умер.
— Заткнись! Держись! Не бросай меня!
— Поверь мне, — произнес он слабеющим голосом, — мне бы тоже этого хотелось.
— Через пару недель мы будем сидеть у тебя на кухне, и ты скажешь: «Какой же я был дурак!»
— Расскажи Софи про меня, — прошептал Раэль. — Когда она подрастет. Расскажи, каким я был, хорошо? Скажи, что она сделала меня самым счастливым человеком на свете.
— Ладно, — согласился я. — Ты только не уходи.
— У меня даже не было никаких дурных предчувствий, — сказал он скорее себе, чем мне. — Никогда бы не подумал.
— Раэль, пожалуйста, ради бога, потерпи. — Я уже плакал в голос. Вдалеке выла сирена. — Слышишь? — спросил я. — Они здесь. Ты только держись!
Сирена смолкла, и я представил себе, как санитары хватают свои пузатые оранжевые чемоданы и бегут по откосу к нам.