с большой натяжкой связано с предшествовавшим, а весь ряд в целом не значит совершенно ничего. Из-за проблем с коммуникацией Джейн отстранили от обязательной для остальных групповой терапии.

Я никогда не взаимодействовала с Лорой, но помню, как она вопила, когда ее вытаскивали из туалета в холле, не давая выблевать лекарства. «Это яд! – кричала она двум медсестрам, хватавшим ее за длинные костлявые руки. – Они пытаются отравить меня! Они пытаются убить меня!»

В больнице сложилась естественная иерархия, направляемая как нашим ощущением собственной функциональности, так и уровнем нашей функциональности, с точки зрения врачей, медсестер и социальных работников. Депрессивные пациенты, бывшие в отделении в большинстве, составляли ее верхушку, даже если их лечили электросудорожной терапией. Поскольку мы находились в Йельском психиатрическом институте (ныне это Йельская психиатрическая больница Нью-Хейвен), многие госпитализированные были «йелли» (студентами Йельского университета) и поэтому считались умными людьми, которые просто оказались в незавидных ситуациях. Мы уже доказали, что способны быть высокофункциональными, а следовательно, могли стать таковыми снова, если нас удастся вывести на верную дорожку. Середину этой иерархии составляли пациенты с анорексией и биполярным расстройством. Я входила в эту группу и, пожалуй, котировалась так же высоко, как депрессивные пациенты, потому что была из Йеля. Пациентки с шизофренией были на самом дне – исключенные из групповой терапии, считавшиеся безумными и неистовыми, не способные соответствовать требованиям, предъявляемым к нормальности.

Высокофункциональные пациенты пользовались уважением медсестер, а иногда даже врачей. Одна медсестра использовала в общении со мной особую модуляцию голоса. Она разговаривала человечно, с пониманием, давала разные советы. Например, сказала, что мне нужно «перекрасить волосы обратно» – в то время они были рыжими, как у клоуна, – и «вернуться к нормальной жизни». Какими бы снисходительно-высокомерными ни казались мне в то время эти слова, Джейн с Лорой и того не удостаивались: они получали лишь основной уход. Какие там жизненные советы! Им не на что было надеяться, кроме низкоуровневой стабильности. От шизофреников многого не ждут. В «Прекрасном уме» Назар отмечает, что «в отличие от маниакально-депрессивной, параноидная шизофрения редко позволяет больным вернуться, пусть даже на ограниченный период времени, к своему предклиническому уровню достижений – так принято считать».

Пациенты с психическими расстройствами, признанные «высокофункциональными» (социально приемлемыми, способными к успеху и профессиональному росту), пользуются уважением медсестер, а иногда и врачей.

Психиатрическая иерархия постановляет, кто может, а кто не может быть высокофункциональным и «одаренным». Однажды в Facebook мне встретился один популярный мем: таблица, где были перечислены так называемые преимущества разнообразных психических заболеваний. Депрессия одаривает чувствительностью и эмпатией; синдром дефицита внимания и гиперактивности позволяет одновременно удерживать в памяти большое количество информации; тревожность ведет к полезной осторожности. Мне сразу было ясно, что шизофрении я там не увижу. Творческий гений ассоциируется с безумием, но такой гений, о котором идет речь в книге Кэй Редфилд Джеймисон «Опаленные огнем», в первую очередь связывают с депрессией или биполярным расстройством. Исключением был художник-затворник Генри Дарджер, чей знаменитый труд в 15 145 страниц «В царствах нереального» (In the Realms of the Unreal) одновременно и великолепен, и представляет собой плод обсессивного, неблагополучного сознания, то ли пораженного шизофренией, то ли нет. В любом случае неспособность Дарджера функционировать в «нормальной» жизни неотделима от его искусства.

При столь неприятных ассоциациях, связанных с шизофренией, не стоит удивляться, что я цепляюсь за представление о себе как о высокофункциональной. Как и в большинстве маргинальных групп, среди шизофреников есть те, кого считают более социально приемлемыми, чем остальных, и поэтому первые дистанцируются от так называемых неприемлемых. Когда тебя считают неспособным к успеху, ты стремишься отдалиться от других, столь же странных людей, которых считают еще менее способными к успеху.

Пример такого дистанцирования можно видеть в книге «Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни» (Furiously Happy: A Funny Book about Horrible Things), которую мне часто рекомендуют как веселые мемуары о людях с психическими заболеваниями. Лоусон, любимой блогерше сайта The Bloggess, ставили диагнозы ряда расстройств, включая депрессию и избегающее расстройство личности. Однако в самом начале «Безумно счастливых» она объясняет, что «сидит на антипсихотиках» – не потому что она психотик, как уверяет нас Дженни, но потому что это сокращает продолжительность ее депрессивных эпизодов. «Нет ничего лучше, чем услышать, что существует лекарство, способное решить ужасную проблему, – пишет она, – если, конечно, вдобавок к этому ты не услышишь, что это лекарство для лечения шизофрении (или что оно, возможно, при каждом приеме убивает феечек)». Но эта строка меня расстроила: для Лоусон моя психическая болезнь и лекарства, которые я от нее принимаю, повод для шутки об «убийце феечек». Если бы я принимала галоперидол как «гарнир» при депрессии, я оставалась бы в «правильном» сегменте психически нездорового населения.

Я предпочитаю думать, что Лоусон пытается быть честной, а не злобной. Общество не рассматривает шизофреников как людей с потенциалом высокой функциональности. Они пугают. Никто не хочет быть сумасшедшим, а тем более по-настоящему сумасшедшим – например, психотиком. Шизофреников считают одними из наиболее дисфункциональных членов общества: мы бездомные, мы непонятные, мы убийцы. В прессе шизофрению упоминают, как правило, в контексте насилия. Например, в статье «Массовая бойня в Чарльстоне: психические заболевания как связующая нить массовых расстрелов» (журнал Newsweek за июнь 2015 года) Мэтью Лисяк увязывает психоз с массовыми расстрелами, совершенными такими людьми, как Дживерли Вон, Нидал Хасан, Джаред Лафнер и Джеймс Холмс. В параграфе, посвященном Холмсу, приводится высказывание его лечащего психиатра – и здесь я воображаю голос, так и сочащийся обреченностью, – что Холмс, «возможно, незаметно деградировал к настоящему психотическому расстройству, например шизофрении». Сразу же за этой строкой в статье сказано: «20 июля 2012 года Холмс вошел в здание колорадского кинотеатра “Аврора” и убил 12 человек, ранив еще 70».

В работе 2008 года Элин Р. Сакс вспоминает: «Когда меня обследовали на предмет восстановления в юридической школе Йеля, психиатр рекомендовал мне проработать год на низкоуровневой работе, предположим, в каком-нибудь ресторане фастфуда. Это позволило бы мне суммировать мои достижения, и тогда я смогла бы лучше функционировать после восстановления». Воюя со своей страховой компанией из-за пособий по инвалидности, я пыталась объяснить, что не могу работать в McDonaldʼs, зато могу вести бизнес, предоставляющий фриланс-услуги. Поместите меня в высокострессовую среду, где невозможно контролировать свое окружение или расписание, и я вскоре начну декомпенсироваться[19]. А возможность работать на себя, хотя это тоже нелегко, допускает бо́льшую гибкость в расписании и оказывает меньшее давление на сознание. Как и Сакс, я высокофункциональна, но я –