старше. Справа в небо торчали, словно костлявые пальцы, три решётчатые трубы бывшего комбината, представляя собой что-то вроде трезубца.

Водитель, подавая пример, опустил стекло:

— Открывайтесь, а то задохнёмся… Тут уже боль-мень спокойно.

Вот, значит, и Гидрострой… Вон справа, на реке, стоит гидростанция, которая и дала городу его название. Плотина разрушена, но станция работает и на низкой воде, снабжая города электричеством — не всё колдуны тут делают. Территория вокруг станции плотно оплетена колючей проволокой, да и сама она словно на островке — небось и пулемёт там стоит далеко не один…

А в частных руках пулемётов нет — только у «официалов». Хотя, зачем мне, например, пулемёт? На патронах разоришься.

За мыслями я и не заметил, как доехали до КПП. Как и в Вокзальном, проверили документы и оружие, потом всех по очереди «просветили» колдуны, и машины потряслись «в центр».

Высадили меня на площади, которая, судя по памятнику Ленину, носила когда-то то же название. Водитель ткнул пальцем на массивное облупленное здание:

— Мэрия вот. Гостиница на Волгоградской, вооон там, а если нужно подешевле — дойди до Ломоносова, там напротив рынка недорогая есть. Бывай!

Они укатили, ЗиЛок же остался здесь — в кузове человек с ружьём так и сидел, а из кабины выбрались двое, мужчина и женщина, обоим лет за сорок, и пошли к видневшемуся за деревьями приземистому зданию — ага, столовая. Тоже можно зайти, будет кстати, время к обеду — а потом уж дела.

Народу в столовой, над входом в которую красовалось название «Сказка», было немного — пятница, день, большинство на работе. Под потолком вяло крутились спанкеры, большинство окон открыты — впрочем, ни то, ни другое не спасало от духоты. Взяв поднос, я пристроился в очереди за деревенскими, взял салатик и картошку с котлетой, компот — и недорого, и сытно. Остановился на секунду, подумывая, куда сесть, но мужчина-попутчик махнул рукой:

— Земляк, давай к нам! Вместе веселее.

Перед ним уже стояла кружка пива, у женщины компот — она, что ли, за рулём? Впрочем, милиция тут на алкоголь не проверяет, ну а если нажрался и угробил машину — то ты сам кузнец своего несчастья… Машины тут почти что на вес золота.

Я не заставил себя упрашивать — тем более, у меня есть тема для разговора. Мужик представился как Сергей, женщина назвалась Еленой. Они и правда оказались из Кикино — ну и отлично… Под пиво, конечно, разговор пошёл бы лучше, но не стоит пока — слишком уж жарко.

Поболтав на нейтральные темы — люди явно готовы пообщаться с тем, кто не из их «общины», — я улучил момент и как можно более нейтрально поинтересовался:

— А в Виковщине что сейчас, спокойно?

Женщина как-то странно посмотрела на меня, но мужик, не заметив этого, кивнул:

— А что там будет, она нежилая. Да и ездят там мало.

— Серёж, а помнишь эту историю, с сумасшедшим…

— А, ерунда, — отмахнулся мужчина. — Кто ж нормальный в лес в одиночку полезет. Ещё небось с перепоя, вот и словил белочку.

— А что за история? — заинтересовался я.

Как выяснилось, по осени из леса со стороны Виковщины прибежал человек, буквально обделавшийся от страха. Что случилось — толком никто так и не узнал, сумасшедшего довольно быстро забрали городские, но «осадочек», что называется, остался. Допивая пиво, Сергей уточнил, что дорога на Ладогу объявлена условно-безопасной, хотя там и волков видели, в том числе крупных. А вот мелочи зато не видать, да и со стороны волков нападений уж с полгода не было — хотя, конечно, без оружия по лесу никто не поедет.

В общем, ответов особо нет. Каращук явно что-то знает, но уточнять не стал — хотя логично было бы услышать «Б» после того, как он сказал «А»…

Мы вышли из столовки, попрощались. Сергей полез в кузов, забрав у «стражника» ружьё, а тот потопал в столовую — ну да, груз надо сторожить, даже в городе — в Гидрострое, говорят, нравы не столь строгие, как в Вокзальном.

Еле открыв тяжеленные дубовые двери, я вошёл в мэрию, поинтересовался у дежурного, где можно подать заявку на розыск человека, и меня отправили по длинному, прокуренному коридору. В темноватом кабинете я заплатил налог и заполнил бланк заявки. Ненавижу перьевые ручки, хотя пользоваться умею, конечно — хоть и не помню, откуда. Руки помнят, что называется.

Сидящая за столом женщина лет сорока пяти, чрезмерно накрашенная, с сомнением повертела заявку:

— Точно больше данных-то нет? Совсем мало. Может, хоть адрес или возраст?

— Нету больше ничего, — развёл я руками. — Самому интересно. Говорят, на меня похож.

— Что мне с твоей физиономией делать, тут же не компьютер, — буркнула женщина. — Зайди часа через два.

Тоже, значит, из «провалившихся» — только они говорят про «компьютеры». Я такое чудо техники и не видел ни разу — или видел, но напрочь забыл. А вообще, работа тут любому найдётся, если человек работать хочет и умеет. Другое дело, что большинство работы делается руками.

Ну что, нет смысла тут торчать — лучше уж на улицу. На небе — ни облачка, пот градом льёт, хоть я в одной рубахе с коротким рукавом. В такую погоду надо загорать либо пить пиво в тенёчке, а не делами заниматься… Но пиво подождёт — дела важнее.

Я отошёл чуть в сторону и сел на видавшую виды скамеечку под разросшимся деревом, у памятника Ленину.

Что мы имеем в сухом остатке? Много раз об этом думал за прошедшие месяцы, но ни разу не пришёл к мало-мальски весомому выводу.

Судя по внешности, мне около полтинника. Есть навыки обращения с оружием, и неслабые — но в Вокзальном меня до вчерашнего дня никто ни разу не опознал. Значит, если я «из здешних» — то жил не в Вокзальном. А где? Да где угодно — Гидрострой, Бумажный, Ладога… Или многочисленные деревни и хутора. Вот за Гидрострой аргументы есть — проверим, и, надеюсь, уже сегодня. Остальные города заметно дальше, туда просто так не скатаешься.

Могу быть и из «провалившихся» — но нет ни воспоминаний, ни навыков. Компьютеры, электронные телефоны — эти словечки встречаются часто, но в душе ничего не ворошат. Фотоаппарат — вот это, да, задевает, явно держал фотоаппарат в руках, но что снимал, при каких обстоятельствах — ноль. Не помню.

Тут есть «анклавы», в которых «провалившиеся» живут своей тесной компанией. Был в таком в Вокзальном — не зацепило. Не тянет меня туда — значит, «провалившиеся» мне