Мама взяла вещи и вышла из палаты, а Маша немного замешкалась, застегивая маленькие пуговички на кофте, которую привез папа. Девушка в последний раз бросила взгляд на окно и замерла, заметив по ту сторону стекла Ледяного со сверкающими синими глазами на бледном лице. Сердце скакнуло в груди, дыхание перехватило, но Маша, вместо того чтобы подбежать и хотя бы через стекло послать воздушный поцелуй, торопливо вышла из палаты в полутемный коридор, в котором не было ни одного окна – лишь белые двери, ведущие в палаты. Сразу стало чуть легче. Исчезло ощущение, что кто-то сжимает сердце холодной рукой. Проигнорировать Льда оказалось очень сложно. Несмотря ни на что, Маша сильно по нему скучала и до конца не могла поверить, что больше никогда не станцует с ним на крыше и не пролетит над городом вместе со вьюгой.

На улице было холодно и очень ветрено – настоящий ураган с колючим снегом, впивающимся в щеки.

– Что-то погода совсем разбушевалась! – Мама покачала головой, усаживаясь в машину. – Холодно ужасно! Не декабрь, а февраль какой-то!

– Да уж! – согласился папа. – Обычно либо холодно, либо ветер и снег. Но чтобы все вместе? Такое бывает редко.

Холода Маша не чувствовала, а на ветер не обратила внимания. Девушка обнялась с папой, поцеловала его в холодную, заросшую жесткой щетиной щеку и уселась в слишком теплый салон машины. Очень хотелось попросить выключить печку, но Маша упорно молчала и терпела, убеждая саму себя, что нужно снова привыкать к теплу.

А когда девушка вернулась домой, на окне ее ждал сюрприз – невероятной красоты роза и ледяное сердце. Картина была такой реалистичной, что, казалось, протяни руку, и можно взять изящный стеклянный стебель и потрогать поблескивающие шипы.

Слезы выступили на глазах, нижняя губа задрожала, и Маша, с трудом сдерживая рыдания, торопливо закрыла шторы. Руки дрожали. Нельзя. Она слишком хорошо понимала, чем закончится следующее свидание со Льдом, поэтому приказала себе терпеть, убеждая, что сложно будет только первое время, а потом получится отвыкнуть и забыть. Ведь жила же она раньше как-то без его пронзительных глаз и ледяных рук. И ничего, даже чувствовала себя вполне счастливой.

Девушка, чтобы отвлечься, позвонила Таньке. Все равно планировала узнать, что произошло на лыжне после ее падения. Подруга долго мялась, молчала, но потом все же рассказала, как Наташка бросила Машу в сугробе, как все остальные проехали и не заметили и кинулись искать только после окончания забега. Маша не думала, что сообщение о бездушности той, которую она считала пусть не подругой, но приятельницей, ранит так сильно. Ее бросили умирать из-за пятерки в четверти. Это уму непостижимо!

Маша еще долго вспоминала минувшие события. Про нее забыли, не заметили, и она вполне могла замерзнуть и, наверное, замерзла бы, если бы не магия Ледяного, который то ли заморозил ее окончательно, то ли согрел. Впервые за последние несколько дней Машу душили слезы не из-за Ледяного.

В эту ночь она долго не могла уснуть, ей было невыносимо жарко, а на душе скребли кошки. Из-за Ледяного, поцелуи которого кружили голову и убивали одновременно. Из-за глупой и эгоистичной Наташки и из-за собственной слабовольности. Не хватало свежего воздуха, ветра и снега. Маша слышала, как завывает за окном метель, представляла кружащийся снег и танцующего на коньке Льда и не могла заснуть.

Хотелось распахнуть окно и шагнуть в бушующую стихию, обнять ледяную шею и закружиться в танце. Маша прекрасно знала, что Лед там, она слышала, как он бьется в окно снегом, завывает от тоски ветром, и готова была завыть вместе с ним. Дожить до утра и не сдаться казалось невероятно сложно, соблазн наплевать на все ради еще одной ночи танцев с метелью был слишком соблазнительным, но Маша держалась ради себя, ради мамы и папы, ради возможности жить дальше.

Уснула девушка только под утро, а встала ближе к обеду, чтобы обнаружить на стекле расколотое ледяное сердце. На душе стало совсем муторно, к глазам в очередной раз подступили слезы, а на улице столбик термометра опустился ниже тридцати градусов – Лед тоже грустил и не хотел ее отпускать.

* * *

Такого мороза под Новый год не помнил никто. «Зима в этом году выдалась суровая», – наперебой повторяли мама и папа. Маша печально смотрела на скованные льдом улицы, на прохожих, зябко кутающихся в шарфы, и очень сильно скучала по Льду, морозу и колючему снегу, которые остальным успели надоесть. А ей даже снился кружащий вьюгу ветер и парень, раскинувший руки на коньке крыши. Просыпалась она в слезах и с ноющим сердцем. Похоже, чтобы забыть Льда, требовалось намного больше времени, чем нужно было, чтобы в него влюбиться.

Но в вынужденном заточении были и плюсы. Например, девушка радовалась тому, что можно сидеть в уютном кресле и не идти в школу. Справка, которую ей дали, плавно перетекала в зимние каникулы. Маша просто боялась выходить из дома, так как не была уверена в том, что сможет вернуться, если вдруг окажется на улице, вдохнет полной грудью воздух и где-нибудь на крыше увидит Льда. Дома было тепло, безопасно и скучно, Маша не открывала шторы и сидела у камина, давясь слишком сладким и слишком горячим какао. И как раньше она могла его любить? Текст книги, которая всего пару недель назад казалась интересной, расплывался перед глазами, и знакомые слова не хотели складываться в предложения. Маша не понимала смысла написанного и не хотела вникать. Она хотела в бушующую вьюгу, к своей ледяной любви.

С каждым днем медленно текущей недели Маша постепенно оживала. Девушка уже не была такой холодной, на щеках появился румянец, и она даже обрадовалась приходу Таньки, на звонки которой не отвечала перед этим три дня. Внезапно стало интересно, что творится за пределами дома, какие новости в школе и кто в этом году будет Дедом Морозом на празднике, снова Максим Романович или уговорят кого-нибудь из родителей.

– Маш, ты как? – подруга устроилась прямо на ковре возле камина. С мороза ее щеки алели, а кончики белокурых волос заледенели. Маша снова вспомнила Льда и сглотнула, чтобы не расплакаться. Все же вынужденное затворничество давалось девушке очень тяжело. Сердце болело, а глаза постоянно были на мокром месте, как говорила бабушка.

– Все хорошо, – отгоняя неприятные мысли, ответила Маша и отложила в сторону книгу, которую так и не начала читать. – У меня все хорошо, – как заклинание повторила она. – Я даже думаю прийти на новогодний праздник, если, конечно, мама отпустит. Ты же знаешь, она перенервничала, поэтому я настаивать не буду. Если заупрямится, лучше останусь дома и не буду ее лишний раз огорчать.

– Не ходи, – неожиданно скривилась Танька и мрачно закусила губу, разглядывая искусственное пламя. – Без тебя все не так. Сценарий глупый, все ленятся! В этом году у нас утренник для первого класса, а не новогодняя вечеринка для одиннадцатого! – Подруга эмоционально размахивала руками и чуть не снесла несколько елочных игрушек с ветки. – Я бы и сама с удовольствием не пошла, но статус обязывает. Если не явится староста и ведущая, Валентина нас прибьет. Всех. А меня два раза, и особенно жестоко. А вот тебе можно отсидеться в тепле и уюте. Никто и слова не скажет. Ты сейчас вообще героиня, пострадавшая за идею. Так что пользуйся.