убитым какой-то психованной английской сучкой-нимфоманкой.

Быстрее, раздирая кожу на коленях, я поспешил вниз по короткой дорожке. Добрался до деревянных ворот, разделявших живую изгородь перед домом, и отодвинул щеколду.

- Это что еще за хрень?

Через дорогу стоял парень, уставившийся на меня, появившегося перед ним. Мужчина средних лет с пивным брюшком, обтянутым испачканной футболкой и с чрезвычайно озабоченным выражением на лице. "Как же я должен выглядеть?", - подумал я про себя, глядя на него широко раскрытыми глазами.

- Ты в порядке, приятель? - спросил он, вышел из ворот перед своим гораздо большим домом и направился ко мне.

- Ох! Вот ты где, дорогой! - произнес голос, казавшийся сладким, как торт из грязи Миссисипи, раздавшийся у меня за спиной. - Не шевели ни единым мускулом! - скомандовала она.

Почему я не закричал? Почему не позвал на помощь?

Потому что я не мог.

Я, блядь, не мог.

В буквальном, сука, смысле не мог.

Как только она заговорила, я просто рухнул лицом вниз на тропинку. Увидев перед этим неуверенно улыбающегося и уставившегося удивленными глазами парня, когда моя похитительница подошла ко мне сзади.

- Простите, - сказала она, стоя прямо у меня за спиной, но, обращаясь через дорогу, - это мой брат, приехал ко мне в гости... и он... инвалид, - ее голос звучал с извиняющимся тоном. - Я просто принимала душ, и, вот...

Мягкая, теплая, сильная рука протянулась под моей и мягко подняла меня в вертикальное положение, несмотря на то, что мой вес должен был быть слишком велик для нее, чтобы сделать это.

- Тебе нужна помощь, милая? - спросил парень с некоторой надеждой.

Я почувствовал ее горячее тело своей кожей, когда она потянула меня вверх. На ней было только пушистое белое полотенце, и ее мокрые волосы уткнулись мне в шею.

- Нет, я справлюсь с этим. Тут вообще не о чем беспокоиться, но все равно спасибо!

Ее голова повернулась так, чтобы она могла говорить прямо мне в ухо.

- Теперь давай отведем тебя обратно внутрь. А потом я отвезу тебя на прогулку в твоем инвалидном кресле, дурачок.

Она говорила достаточно громко, чтобы сосед мог услышать ее добрую заботу обо мне.

Последнее, что я там увидел, был дружелюбный, пухлый, чертовски доверчивый сосед, который махал рукой, наблюдая, как его крошечная соседка, одетая в полотенце, без особых усилий затаскивает своего "брата" обратно в дом. Каждый дюйм пути, которым она меня тащила, посылал волны агонии, разливающиеся по телу, когда мои искалеченные лодыжки подпрыгивали на бетонной дорожке при каждом шаге.

И я не думаю, что она этого не понимала.

Мы переступили порог ее дома.

Ее гнезда.

Это слово внезапно пришло мне в голову, когда она с легкостью втащила меня внутрь. Она не была человеком, не могла им быть. Так что она и жила не как человек – не в доме. Она жила в гнезде, но не как птица, а скорее как насекомое.

Птиц мы еще можем в какой-то степени понимать, но в насекомых есть что-то непостижимое. Они совсем не такие как мы. Прямо как эта "женщина".

- Это было очень, очень плохо, - прошептала она мне на ухо, ее голос был низким и страстным. Это вызвало во мне волну отвращения. Но не просто отвращения. Вожделения. Мучительная тоска по ней снова, несмотря на то, что она сделала со мной, несмотря на то, что, как я знал, она собирается - должна - сделать со мной в будущем. Но я ничего не мог с собой поделать. Она запустила в меня свои крюки - в мои желания, в мой мозг, в мою душу.

Ее голос был горячим, а дыхание влажно обжигало мое ухо.

- Теперь ты будешь вести себя хорошо. Ты не собираешься покидать этот дом. Ты не будешь шуметь. Ты не будешь кричать. - Она развернула меня, чтобы заглянуть мне в глаза. - Понял?

Хныканье и кивок в знак согласия – вот и все, что я смог из себя выдавить.

- Ты еще не понял, не так ли? Ты любишь меня.

Она развязала полотенце и позволила ему упасть на пол, выставив напоказ свое обнаженное тело еще явственнее, чем мне помнилось. Я ахнул, когда она сунула грудь мне в рот и жадно присосался к ней, казалось, забыв о своей боли.

- Ты любишь меня.

Я кивнул и застонал ей в грудь, чувствуя, как снова становлюсь твердым.

- Хорошо.

Она положила два нежных пальца мне под подбородок и приподняла мою голову. Наши глаза встретились, две пары расширенных зрачков смотрели в души друг друга. Она мягко улыбнулась мне, а затем, очень нежно, приблизила свои губы к моим. Мы были так близко, что дышали дыханием друг друга.

- Я заставлю тебя полюбить меня, Рич. Я собираюсь обратить тебя. Ты ведь этого хочешь, верно?

Обратить меня.

Превратить меня в... кем бы она ни была.

Сделать меня таким же сильным, какой была она.

Таким же могущественной, как она.

- Да.

- Скажи это.

- Я хочу... Я хочу, чтобы ты обратила меня.

Она крепко прижалась своими губами к моим. Это был первый раз, когда мы поцеловались в губы. И это все изменило. Всё. Нежно обхватив головы друг друга, мы жадно и возбужденно прижались губами друг к другу, языки встретились и переплелись во взаимном экстазе.

Я был пьян.

Опьянен ею.

И она была пьяна мною.

Что, блядь, со мной было не так раньше, когда я пытался сбежать? Какой дебил захочет отказаться от такого?

Она прервала поцелуй и нежно улыбнулась мне.

- Идем.

Она снова потащила меня, но на этот раз не в спальню, а обратно в маленькую кухню, через которую я впервые вошел целую жизнь назад. Она остановилась, одной рукой все еще поддерживая меня, другая теперь обхватила мой твердый член, нежно сжимая его.

- Ты будешь вести себя хорошо, не так ли?

- Да, - сказал я, снова покорно готовый ко вкусу ее губ или ощущению ее груди у себя во рту.

Отпустив мой член, но все еще удерживая меня одной рукой, с нежной улыбкой на губах, она распахнула деревянную дверь того, что, как я предполагал, было шкафом. Это оказалось не так. За дверью оказалась крошечная деревянная лестница, ведущая в подвал. Нас встретил порыв холодного воздуха.

Я не мог видеть, что было там, внизу, мои глаза не