– Нет, но думаю только, каким способом она может получить это обратно? Можно ли ожидать в этом случае какого-нибудь содействия от закона?

– Нет, никакого.

– А между тем, отец, вы говорите, будто предвидите возможность возвращения имущества. Какими средствами этого можно будет достигнуть?

– Мирными и достойными мерами, – отвечал отец Бенвель, – возвращением конфискованного имущества церкви лицом, ныне владеющим имением.

Пенроз был удивлен и заинтересован.

– Нынешний владелец католик? – спросил он поспешно.

– Нет еще.

Отец Бенвиль особенно многозначительно произнес эти два коротеньких слова. Он беспокойно барабанил толстыми пальцами по столу, а зоркие глаза выжидательно были обращены на Пенроза.

– Вы, конечно, понимаете меня, Артур? – прибавил он после паузы.

Краска медленно разлилась по истощенному лицу Пенроза.

– Я боюсь понять вас.

– Почему?

– Я уверен, что мои лучшие чувства понимают вас. Но я боюсь, отец, это, быть может, только тщеславие и самомнение с моей стороны.

Отец Бенвель спокойно откинулся на спинку кресла.

– Мне нравится эта скромность, – сказал он, с наслаждением причмокивая губами, будто скромность была для него все равно что вкусное кушанье. – Под недоверием к себе, делающим вам честь, скрывается настоящая сила. Я более чем когда-либо рад, что не ошибся, указав на вас как на человека, достойного такого серьезного поручения. Я думаю, что обращение владельца аббатства Венж в католическую религию в ваших руках и не более как вопрос времени.

– Можно узнать его имя?

– Конечно. Его зовут – Луис Ромейн.

– Когда вы представите меня ему?

– Невозможно сказать. Я еще сам не знаком с ним.

– Вы не знаете мистера Ромейна?

– Никогда не видал его.

Этот неутешительный ответ был произнесен со спокойствием, свойственным человеку, который ясно видит путь, предстоящий ему. Переходя от одного изумления к другому, Пенроз решился задать последний вопрос:

– Каким образом мне сойтись с мистером Ромейном?

– Я отвечу вам откровенно. Мне неприятно говорить о себе, – сказал отец Бенвель с самой подобающей скромностью, – но это теперь необходимо. Не выпить ли нам кофе, чтобы очерк автобиографии отца Бенвеля не показался вам слишком скучным? Не смотрите так серьезно, сын мой! Будем, по возможности, брать светлую сторону жизни.

Он позвонил и тоном хозяина приказал подать кофе. Слуга относился к нему с совершеннейшим почтением. В ожидании кофе отец Бенвель напевал что-то и говорил о погоде.

– Вам класть много сахару? – спросил он, когда кофе подали. – Нет? И в мелочах я бы желал, чтобы между нами существовала полная симпатия. Я сам люблю много сахару.

Приготовив с полным вниманием свой кофе и положив в него достаточное количество сахару, он наконец дал обещанное объяснение своему другу. Он сделал это так легко и весело, что даже менее терпеливый человек, чем Пенроз, выслушал бы его с интересом.

III. Представление Ромейну

– За исключением моих занятий здесь, в библиотеке, – начал отец Бенвель, – и редких интересных разговоров с лордом Лорингом, о которых я сейчас расскажу подробнее, я в этом доме почти такой же чужой, как вы сами, Артур. Когда всерьез задумались над проектом, который я только что изложил вам, я имел честь лично познакомиться с лордом Лорингом. Я узнал также, что он близкий друг Ромейна и пользуется его полным доверием. При этих обстоятельствах его сиятельство являлся тем средством, что позволит нам сблизиться, не возбуждая недоверия, с владельцем аббатства Венж, поэтому мне было поручено близко сойтись с членами здешней семьи. Для того чтобы освободить здесь место для меня, духовнику лорда и леди Лоринг была поручена другая паства в Ирландии. И вот я на его месте! Кстати, не обращайтесь ко мне в присутствии посторонних ни с какими особенными знаками уважения. В доме лорда Лоринга я не провинциальный начальник нашего ордена, а простой подчиненный.

Пенроз смотрел на него с восторгом.

– Это большая жертва с вашей стороны. В вашем сане и в ваши годы!

– Вовсе нет, Артур. В положении начальника часто представляются искушения нашей гордости. Такую перемену я считаю полезным для себя уроком в уничижении. Например, леди Лоринг, как я ясно вижу, не любит меня и не доверяет мне. Кроме того, здесь с некоторого времени гостит одна молодая девушка. Она протестантка, разделяющая все предрассудки, связанные с ее образом мыслей, и бедняжка так тщательно избегает меня, что я еще ни разу не видал ее. Такие уничижения – очень полезное напоминание о слабости человеческой природы для человека, занимающего высокое и важное положение. Кроме того, я встретил на своем пути препятствия, которые способствовали возбуждению моей энергии. Артур, как на вас действуют препятствия?

– Я стараюсь преодолеть их, отец, но часто чувствую, что теряю мужество.

– Странно, – сказал отец Бенвель, – а я чувствую только нетерпение. Какое право имеет препятствие возникать на моем пути? Вот как я смотрю на это. Например, первое, что я услышал по прибытии сюда, было, что Ромейн уехал из Англии. Мое знакомство с ним отодвинулось на неопределенное время, но я не пал духом – я обратился к лорду Лорингу за всеми подробностями, которые мне необходимо было знать о Ромейне и его привычках.

Встретилось другое препятствие: не имея квартиры в доме, я должен был найти предлог быть постоянно здесь, всегда готовый воспользоваться минутами досуга лорда Лоринга для разговоров с ним. Я сел в этой комнате и сказал себе: «Прежде чем опять встану, эти дерзкие препятствия должны быть устранены».

Состояние библиотеки дало мне желанный предлог. Еще до моего ухода мне поручили привести библиотеку в порядок. С этой минуты я прихожу и ухожу, когда мне угодно. Когда у лорда Лоринга возникало желание поговорить, я всегда был тут, чтобы направить разговор в нужное русло. И что же в результате? Как только появится Ромейн, я сразу смогу предоставить вам возможность сблизиться с ним. И все это благодаря тому, что я не выношу препятствий. Не правда ли, это даже смешно?

Но, вероятно, Пенроз был лишен чувства юмора: вместо того, чтобы смеяться, он, казалось, желал знать дальнейшие подробности.

– Каким образом могу я сблизиться с мистером Ромейном? – спросил он.

Отец Бенвель налил себе еще кофе.

– Не желаете ли вы, чтобы я прежде сказал вам, как благодаря обстоятельствам мы можем надеяться на обращение Ромейна? Он молод и холост, у него нет никакого неподходящего знакомства, он романтичен, чувствителен, чрезвычайно образован.

У него нет близких родственников, которые могли бы оказывать на него влияние, и я точно знаю, что его имение никому не отказано. В продолжение последних нескольких лет он весь отдался книгам и собирает материалы для сочинения