Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правая нога Светланы зацепилась за выступ, и она, взмахнув руками, растянулась на камнях. Колено обдало жгучим пламенем, но она тут же вскочила на ноги и, прихрамывая, возобновила движение. Спустя минуту тропа вывела ее на пологую площадку, где был разбит их скромный лагерь, и женщина остановилась, пытаясь унять дыхание.
Палатка была развалена, каркасные дуги согнуты, тент из полиэстера искромсан в клочья. Рюкзаки сиротливо притулились в стороне, словно ожидая, что их сию же минуту вскинут на плечи и унесут прочь из этого негостеприимного места.
Вячеслава нигде не было.
На негнущихся ногах Светлана приблизилась к истерзанным останкам палатки.
– Слава? – тихо проговорила она, со страхом глядя на темно-красные кляксы, которые сплошь и рядом влажнели на лохмотьях тента.
Кровь.
«Конечно, кровь, милочка! – визгливо засмеялся голос. – А ты что, надеялась, что твой парень разлил томатный сок?»
Она стояла, закусив губу и пытаясь уловить хоть какой-то звук, но до слуха женщины доносились лишь оголтелый стук собственного сердца и шелест ветра.
Посветив фонариком, Светлана заметила несколько алых капель на стылых камнях. Сделав несколько шагов, она убедилась, что следы ведут в сторону каменной насыпи.
Туда, где находился гроб.
Прошла три десятка метров, рука дрогнула – она едва не вступила ногой в расплывшуюся лужу крови. Очевидно, тот, кто волочил Вячеслава, остановился передохнуть и потом вновь продолжил путь.
«Слава уже наверняка мертв».
От этого предположения сердце Светланы будто стиснули ледяные пальцы. Стиснули так, что у нее перехватило дыхание, закрывая доступ кислорода к мозгу.
Наконец она приблизилась вплотную к насыпи. Заметив очередную лужицу крови, Светлана стиснула зубы.
«Светлячок… Не надо», – прошептал над ухом отец, и она едва не взвизгнула от неожиданности.
«Может, и правда, не надо? Славу скорее всего уже убили, – пронеслось у нее в голове. – Я буду следующей, если полезу наверх…»
Пока она лихорадочно размышляла, до онемения в суставах сжимая нож, сверху неожиданно послышались какие-то звуки.
Светлана затаила дыхание, прислушиваясь. Спустя мгновение глаза ее округлились в изумлении.
«Это невозможно!»
Там, на самом пике Утеса Снов, играла музыка.
Она вновь перевела взор на застывающее озерцо крови. Оно уже начало затягиваться матовой пленочкой.
«Твой бывший муж сейчас наверняка режет твоего парня на куски, – вкрадчиво заговорил внутренний голос. – Готовит из него тефтель… И делает это под музыку… А ты стоишь и таращишься на кровь… На кровь своего любимого!»
– Заткнись, – хрипло прошептала Светлана и, мысленно помолившись, принялась взбираться наверх.
И с каждым шагом музыка становилась громче.
«Это ловушка, папа?» – отчаянно хватаясь за выступы, спросила она.
Отец хранил молчание.
«…И она была довольна, так как знала, что зеркало говорит правду… – неожиданно услышала она мягкий и размеренный мужской голос. – Белоснежка за это время подросла и становилась все красивей, и когда ей исполнилось семь лет, была она такая прекрасная, как ясный день, и красивее самой королевы…»
Светлана прижалась к холодному камню, мысленно призывая сохранить остатки самообладания, которое покидало ее капля за каплей.
«Сказка, милая. Всего лишь сказка про Белоснежку».
Голос, звучащий в ее голове, напоминал шорох битых стекол в ведре.
«…Вы, госпожа королева, красивы собой… Все же Белоснежка в тысячу крат выше красой!» – как ни в чем не бывало продолжало доноситься сверху.
– Слава! – закричала она, прежде чем подумала, что этим воплем выдаст себя.
«…Тогда подозвала она одного из своих егерей и сказала:
«Отнеси ребенка в лес, я больше видеть ее не могу. Ты должен ее убить и принести мне в знак доказательства ее легкие и печень…»
– К черту, – прошептала Светлана, продолжив карабкаться.
Меньше чем через минуту она была на вершине. Медленно выпрямилась, устремив луч фонаря в сторону льющегося голоса. Пятно света замерло на скособоченной темной фигурке высотой не более метра, которая стояла рядом с черным ящиком. На этот раз брезент с него был снят, как и крышка.
Облизнув пересохшие губы, Светлана сделала шаг вперед.
«…На ту пору как раз подбежал молодой олень, и заколол его егерь, вынул у него легкие и печень и принес их королеве в знак того, что приказание ее исполнено. Повару было велено сварить их в соленой воде, и злая женщина их съела, думая, что это легкие и печень Белоснежки…» – продолжал повествование незнакомый голос.
– Слава? – хрипло позвала она. Рука, сжимающая фонарь, дрожала так, что луч вилял из стороны в сторону, словно она на большой скорости неслась по бездорожью.
Она уже видела, что перед ней седьмой гном. Небрежно замотанный в черное тряпье, с грязным, изжеванно-пыльным колпаком, болтающимся, как заскорузлый чулок, он был похож на старую ворону. Кукла была повернута к женщине спиной, и она приблизилась к ней еще на один шаг. Ноздри уловили тошнотворный запах разложения.
«…А в избушке той все было таким маленьким, но красивым и чистым, что ни в сказке сказать, ни пером описать… Стоял там накрытый белой скатертью столик, а на нем семь маленьких тарелочек, у каждой тарелочки по ложечке, а еще семь маленьких ножей и вилочек и семь маленьких кубков. Стояли у стены семь маленьких кроваток, одна возле другой, и покрыты они были белоснежными покрывалами…»
Подойдя к гному вплотную, Светлана толкнула его ногой. Взметнулся грязный колпак, и кукла, не удержавшись, нелепо завалилась на бок. Блеснул экран телефона, который с помощью шнурка висел на «руке» карлика, и Светлана поняла, что именно из динамика гаджета доносилась сказка.
Опустившись на корточки, она, преодолевая страх, ледяным обручем сдавливающим грудную клетку, развернула гнома к себе «лицом». Перед глазами мелькнули рыхлые клочья гнилой плоти. На подбородке кое-где остались островки кожи, на которой щетинились темные волоски.
На деревяшку была насажена чья-то голова с небрежно вырезанным лицом.
Крик рвался наружу, как обезумевшая от плена птица из клетки, но легкие выдавили лишь сиплый хрип.
«…Тут сбежались и остальные и стали говорить:
«И в моей тоже кто-то лежал!» Глянул седьмой гном на свою постель, видит – лежит в ней Белоснежка и спит. Позвал он тогда остальных, прибежали они, стали кричать от удивления, принесли семь своих лампочек и осветили Белоснежку…»
За спиной послышался шорох, но Светлана была настолько объята ужасом, что ее мозг не сразу распознал соответствующий сигнал, поданный органами слуха.