Пока они шли по длинному коридору с каменными стенами, Белль посматривала по сторонам. Вот только куда бы она ни посмотрела, на глаза ей не попадалось никаких путей к бегству. Замок стоял посреди огромного леса, который немного ее пугал.

Впрочем, подумала Белль, глядя на своих спутников, от этого замка ее тоже мороз по коже дерет. Она покосилась на Люмьера и Когсворта и уже в который раз подавила желание перевернуть подсвечник вверх ногами и поискать веревочки, на которых он держится и благодаря которым двигается. И снова подавила желание обернуться через плечо, чтобы углядеть притаившегося где-то неподалеку чревовещателя, который говорит от лица неодушевленных предметов. Всякий раз она останавливала себя, потому что знала: это бесполезно. Непостижимо, но факт: часы и подсвечник были живыми.

– Простите, что все вышло так внезапно, – сказал Люмьер, словно угадав ее мысли. – Надеюсь, вы не слишком напуганы нашей внешностью.

– Напугана? – повторила Белль с ехидным смешком. – А чего мне бояться? Я просто разговариваю со свечкой.

Люмьер потрясенно покачал головой.

– С кан-де-лябром, – уточнил он, произнеся слово едва ли не по слогам. – Это огромная разница. Однако мы надеемся, что вам у нас понравится. Замок отныне ваш дом, так что вы вольны ходить куда угодно…

– Только не в западное крыло.

Белль и Люмьер синхронно повернули головы и уставились на часы. Только канделябр знаками пытался заставить мажордома замолчать, а Белль смотрела на Когсворта с неприкрытым любопытством. Она уже открыла было рот, собираясь спросить, где находится запретное западное крыло, но тут Когсворт опомнился и попытался исправить свой промах.

– Вообще-то никакого западного крыла у нас нет, – добавил он.

Слишком поздно – Белль хотелось узнать больше.

– Почему? – спросила она. – Что находится в западном крыле?

– Э-э-э… – протянул Люмьер, и пламя его свечей нервно замигало. – Ничего особенного. Там у нас кладовка.

Белль выгнула бровь, показывая, что объяснение канделябра ее совершенно не убедило. Она подняла Люмьера повыше, чтобы осветить ближайшее окно: из него открывался вид на башню, возвышавшуюся над западной частью замка. В этот самый миг из-за горизонта поднялась луна, озарив башню зловещим бледным светом. Белль могла бы поклясться, что увидела силуэт Чудовища и услышала полный боли вопль. Поежившись, она опустила Люмьера пониже.

– Сюда, пожалуйста, – произнес канделябр, которому явно не терпелось увести девушку от окна.

Бросив последний взгляд через плечо, Белль последовала за Когсвортом; они прошли до конца коридора, потом свернули в другой. В конце концов мажордом остановился перед большой дверью.

– Добро пожаловать в ваш новый дом, – торжественно объявил Люмьер.

Белль замерла, не успев коснуться дверной ручки. Часть ее хотела повернуть ручку, а другая часть боялась этого. Девушка не представляла, что ждет ее там, впереди. Если эта комната такая же, как весь остальной замок, покрытая пылью, увешанная наводящими тоску портретами, заставленная полусгнившей мебелью, Белль будет настаивать на возвращении в башню.

Сделав глубокий вдох, девушка повернула ручку и распахнула дверь. Свет трех свечей Люмьера заполнил комнату, и Белль ахнула. Она стояла на пороге великолепной спальни: девушка не только не видела такой роскоши в обычной жизни, но даже в книгах не встречала ничего подобного.

Словно во сне она медленно вошла внутрь, любуясь элегантной обстановкой. У одной стены стоял большой белый гардероб, украшенный позолотой, у другой – красивый письменный стол. Рядом со столом стоял стул, сиденье которого было обтянуто синим бархатом, а на столешнице аккуратной стопкой лежала белая бумага. Перед большим окном, полускрытым толстыми атласными занавесями, располагалась огромная кровать с балдахином, занимавшая почти треть комнаты. А в углу скромно примостился туалетный столик с зеркалом в позолоченной оправе. Даже потолок комнаты потрясал воображение. Он был выкрашен в небесно-голубой цвет, и по этому «небу» плыли белые облака, нарисованные так искусно, что Белль готова была поклясться: они двигаются.

– Как здесь… красиво, – выдохнула в конце концов девушка, вспомнив, что Люмьер и Когсворт смотрят на нее и ждут какого-то ответа.

Люмьер широко улыбнулся, а Когсворт сдержанно кивнул, хотя было видно, что ему тоже приятно.

– Разумеется. Хозяин пожелал, чтобы вас поселили в самой лучшей комнате. – Пока он говорил, Люмьер подошел к кровати и вспрыгнул на нее, так что вверх поднялось облачко пыли. – О боже! Мы не ждали гостей.

Тут, как по заказу, в комнату впорхнула метелочка для пыли. Белль округлившимися глазами смотрела, как метелочка подметает одну горизонтальную поверхность за другой, пока все вокруг не заблестело. Закончив, метелочка поклонилась Белль и сказала:

– Enchanté[2], мадемуазель!

После чего повернулась и прыгнула на руки Люмьеру.

– Этот твой план довольно… опасен, – заметила она.

Белль с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть, глядя, как Люмьер играет бровями и отвечает:

– Я рискнул бы всем, лишь бы снова поцеловать тебя, Плюметт…

Он наклонился и сложил губы бантиком.

– Нет, любовь моя, – остановила его Плюметт. – В прошлый раз ты меня обжег. Мы должны быть сильными.

– Как я могу быть сильным, когда ты делаешь меня таким слабым? – возразил Люмьер.

Белль деликатно отвела глаза от влюбленной пары и снова оглядела комнату.

– Значит, здесь все предметы живые? – спросила она, беря со столика щетку. – Здравствуйте, как вас зовут?

Когсворт поглядел на девушку и покачал головой.

– Кхм… это просто щетка для волос, – заметил он, словно указывая на очевидный факт.

Белль уже хотела спросить, по какому признаку можно отличить зачарованные предметы, как вдруг раздался громкий храп. Повернувшись, она тихо вскрикнула, увидев, как ящики огромного шкафа выдвигаются и задвигаются сами собой.

– Не тревожьтесь, мадемуазель, – успокоил ее Люмьер. – Это всего лишь ваш шкаф для одежды. Познакомьтесь – мадам де Гардероб, великая певица.

Шкаф громко всхрапнул.

– И большая соня, – добавил Когсворт, подходя к шкафу и пихая его в бок.

Хрюкнув, Гардероб проснулась. Сонно поморгала и вскрикнула от удивления при виде собравшегося в комнате общества.

– Когсворт! – воскликнула она трагическим тоном. – Как могут часы быть такими бестактными?! Примадонне нужен сон, чтобы сохранить красоту!

Когсворт напрягся, так что пружины заскрипели, и уже открыл было рот, чтобы метким ответом срезать нахалку, но Люмьер не дал ему такой возможности. Прежде чем мажордом успел сказать хоть слово, канделябр выпрыгнул вперед.