Не в первый уже раз солидно, словно океанский лайнер в скромную бухту, в сознание вплыл вопрос: «А было ли все это: супружество, несколько лет семейного счастья, потеря жены и всего, что с ней связано, при странных обстоятельствах? Признайся себе: ведь пригрезилось? Примечталось в безрадостных сумерках ушедшего года… Теперь настал новый год — чистый лист. Стыдно взрослому, солидному мужчине предаваться пустым мечтаниям. Пора трезво взглянуть на жизнь!» Только слабый, робкий, не облеченный в слова протест, шевельнувшийся на дне души, напомнил Виктору, что эта мысль — не его собственная, какая-то привнесенная извне, общеобязательная. Тревожно заколотившимся сердцем он почувствовал: еще день-два — и он сдастся напору этой рациональности, забудет, что когда-то он помнил о том, что когда-то была женщина, которую он любил и которая любила его.

Виктор поднялся, достал из кармана пиджака новенький ежедневник, открыл на первой странице, где предлагалось намечать «стратегию на год», и записал: «Она есть!!!» Подумал, что если окончательно все забудет, то не поймет, о чем идет речь в этой записи, и добавил: «Где-то на свете есть моя жена, мать моих детей. Я ее ищу».

В последний день уходившего года, когда все нормальные люди наслаждались рождественскими каникулами, Виктору пришлось делать работу, которую он от души ненавидел. В ней не было ничего нового, эту пытку он переносил каждый год. Уже несколько лет подряд в канун Нового года двое любимцев зрителей — Виктор Смит и Бетти Николсен, ведущая нескольких популярных развлекательных программ, — совместно вели грандиозное рождественское шоу. Главной изюминкой шоу были совершенно необычные, со множеством изобретательных сюрпризов, над которыми трудился целый штат сценаристов, телемосты. Бетт работала в студии, а Виктор — на улице. Съемочная группа всегда выезжала куда-нибудь в симпатичный тихий пригород, но зрителей оповещали заранее о месте проведения телемоста, и народу набирались толпы. Частью — просто любопытные, частью — любители во что бы то ни стало попасть в кадр, а еще — поклонники лично Виктора. Работа с разношерстным контингентом была полна опасностей и подводных камней, а все действо в целом казалось Виктору довольно бессмысленным.

В программу шоу обязательно входили беседы по душам с ведущими, возможность задать вопросы лично им и обязательно получить ответ. Виктору всегда приходилось туго, так как он не хотел отвечать на вопросы о семье, а совсем не отвечать не разрешалось правилами игры. Поэтому он непрерывно отшучивался. Причем делать это следовало очень остроумно, чтобы люди, смеясь, забывали о сути своих вопросов. На этот раз он вообще не представлял, как быть. На ледяном ветру, несшемся с Атлантики, стоя в распахнутом стильном пальто и без головного убора, он покрывался испариной каждый раз, как вспоминал о приближении этой части телемоста.

Как только первый вопрос о его личной жизни прозвучал, волнение оставило Виктора. Он не торопясь обвел глазами собравшуюся публику. Спросил:

— Среди вас есть те, кто смотрел наше рождественское шоу в прошлые годы?

Толпа оживилась, отозвалась множеством утвердительных возгласов.

— А вы, — обратился он к автору вопроса, — сколько раз смотрели наше шоу прежде?

— Каждый год смотрю, с самого начала. Раз пять, по-моему, — был ответ.

Виктор с облегчением вздохнул: такой ответ его очень устраивал.

— Ну и на что же, — вкрадчиво сказал он, стараясь придать голосу одновременно максимальную доброжелательность и непреклонность, — вы в таком случае рассчитывали, задавая свой вопрос?

Он готов был добавить: «Надеялись, что ради вас я изменю своей традиции?» Но разъяснений не потребовалось: публика, хорошо знавшая манеру ведущего отшучиваться от любых разговоров о личной жизни, дружно захохотала. Виктор мысленно поблагодарил своих зрителей за то, что они у него все-таки умные и добрые.

Когда шум утих, произошла небольшая заминка: боясь также быть поднятыми на смех, люди не торопились задавать новые вопросы. Виктор собрался было заговорить, чтобы разрядить атмосферу, но тут совсем поблизости от него поднялась рука.

Микрофоном завладела пожилая дама в шубе из натурального меха и в крупных бриллиантах.

— Я — русская графиня, — сказала она, — и я хочу обратиться к мистеру Смиту по-русски.

Виктор вежливо улыбнулся.

— Господин Смит, я слышала, что вы долго работали в России, что вы знаете и любите язык моей родины, — с усилием произнесла русская графиня, терзая и коверкая язык своей исторической родины.

— Это правда, — тихо, но внятно вставил Виктор.

— У вас наверняка есть любимый русский поэт, — безапелляционно заявила аристократка. — Я прошу вас прочесть несколько строк вашего любимого стихотворения на русском языке.

Она одновременно картавила, отверждала «т» и запиналась на каждом окончании. Виктору было мучительно неловко ее слушать; на языке вертелась колкость: «Леди, не мучайте себя, говорите по-английски — я понимаю и это наречие!»

Он поблагодарил за вопрос, торопливо перевел для публики весь диалог и на несколько мгновений задумался. Прочитать стихи по-русски — это минута выброшенного экранного времени, ведь никто ничего не поймет. Очень хотелось отделаться чем-нибудь вроде «О, закрой свои бледные ноги!». Но старушка, пожалуй, неправильно поймет. Впрочем, стихи на незнакомом языке могут здорово завораживать! Что же прочесть? Чтобы не затягивать паузу, Виктор открыл рот… «Принесли букет чертополоха…»

Он и сам не знал, что помнит это стихотворение…

…Снилась мне высокая темница

И решетка, черная, как ночь,

За решеткой — сказочная птица,

Та, которой некому помочь.

Но и я живу, как видно, плохо,

Ибо я помочь не в силах ей.

И встает стена чертополоха

Между мной и радостью моей…

— Это Николай Заболоцкий, — добавил он, закончив читать.

Какое-то время он молчал, ничего не видя и не слыша вокруг, оглушенный смыслом только что прочитанных строк. Затем очнулся и посмотрел на публику. Люди стояли серьезные, притихшие, неотрывно глядели на него. Не могли одни стихи их так зачаровать. Видно, что-то у него произошло с лицом. Бетти очень вовремя перехватила инициативу:

— Боюсь, Виктор, тебя, да и меня заодно, теперь уволят за скрытую рекламу. После того как ты прочитал эти красивые и притягательно непонятные стихи, я думаю, многие захотят записаться на курсы изучения русского языка.

Бетти даже в своих развлекательных программах редко несла такую чушь. Но Виктор благодарно улыбнулся ей в ответ.

Потом его внимание вновь привлекла русская графиня, которая все еще владела микрофоном.

— Спасибо, — сказала она. — Я не знаю поэта Заболотного, но я услышала красивые стихи. И вы… как это говорится?.. — она театрально пощелкала пальцами, — вложили в них всю душу, — с апломбом закончила старуха.