девушкой взглядом и наклоняется ближе. На секунду мне кажется, что он вот-вот ее поцелует.

– Еще миллиметр, и заработает сигнализация, – предупреждаю я его с улыбкой.

– Она олицетворяет собой все, что я чувствую, – он вздыхает, не отводя от нее взгляд.

От того, как Бен на нее смотрит и как о ней говорит, создается впечатление, что он уже знает все ее секреты.

– Ты действительно веришь, что секреты жизни и смерти, бессмертия и исцеления от всех болезней кроются где-то здесь? – спрашивает он и поворачивается ко мне, отчего-то разом напрягшись. – В портрете женщины, чье имя уже никто не помнит?

Мир вокруг вдруг опасно накренился.

– Я это знаю, – говорю я. – Но за все приходится платить. Ты бы хотел жить вечно?

Я ожидала, что он посмеется и отшутится, но вместо этого он всерьез задумывается над ответом. Я почти ощущаю, как тяжесть вопроса ложится ему на плечи.

– Да, – наконец говорит Бен. – Я бы все отдал за то, чтобы легенда оказалась правдой и даровала мне столько времени. Да, я хотел бы жить вечно.

Он глубоко вздыхает, и я чувствую напряжение, повисшее в воздухе.

– Правда?

Он невесело смеется.

– У меня аневризма, которую нельзя прооперировать, – тихо произносит он. – Не уверен, сколько времени у меня осталось, но точно знаю, что этого не хватит для осуществления всех моих планов. Я столько всего откладывал еще с самого детства и так много захотел сделать сейчас…

Наши взгляды встречаются. Сама того не осознавая, я хватаю его за запястье, словно это может помочь удержать его в этом мире.

– Бен, мне очень жаль.

Эти слова так бессмысленны и ничтожны, но они – это все, что у меня есть. Мужчина осторожно высвобождает руку.

– Извини, не стоило сваливать такое на незнакомого человека, – говорит он. – Я неспециально.

– Я рада, что ты со мной поделился, – обхожу Бена и ловлю его взгляд.

– В общем, если обнаружишь какие-нибудь секреты, можешь опробовать их на мне, – он пристыженно качает головой. – За этим я, видимо, и пришел – опять выставить себя дураком. Если тебе посчастливится раскрыть тайну вечной жизни, то из меня выйдет идеальный подопытный.

– А ты не боишься? – спрашиваю я. – Вдруг ты узнаешь правду и это знание тебя разочарует.

– Мне кажется, я уже ничего не боюсь, – отвечает он.

Когда-то я тоже так считала.

Глава пятнадцатая

Мы молча покидаем убаюкивающую, интимную тишину выставки. Я должен быть подавлен и смущен, но этого не происходит. Я думал, Вита испугается или ей станет некомфортно от моих слов, но она восприняла сказанное спокойно и с таким изяществом и серьезностью, какие встретишь не каждый день. Она не отвернулась от меня, скорее, наоборот, повернулась. Это превосходит все мои ожидания.

Мы заходим в светлый, позолоченный коридор, и ослепительный свет буквально вонзается в мой мозг. Горизонт кренится, голова кружится, атомы распадаются и отказываются воссоединяться. Боль накрывает меня.

Натыкаюсь на стену, облокачиваюсь спиной и сползаю то ли на пол, то ли на потолок. Руки дрожат.

Глубоко дышу: семь вдохов, одиннадцать выдохов. Боль повсюду. Из нее состоит весь мир и я сам.

Вокруг эхом раздается голос Виты:

– Чем тебе помочь? Вызвать скорую?

– Нет, нет, не надо. Можешь просто побыть рядом? – Я с закрытыми глазами пытаюсь нащупать что-то, что поможет мне отвлечься от боли, и прижимаю ладони к ледяным мраморным плитам.

Теперь остается только ждать, когда это закончится.

Цвета взрываются, мучительная боль волнами пульсирует во всем теле. Находясь в агонии, я внезапно ощущаю, как Вита касается моего предплечья.

Попробуй на этом сконцентрироваться.

Не понимаю, то ли я падаю, то ли пол поднялся ко мне, но чувствую, как щека вместе с коленями и бедрами прижимается к мрамору. Боль уходит медленно и мучительно, а мир собирается из маленьких, разбросанных кусочков. Неизменна только ее рука на моей.

– Бен? – Ее голос выделяется среди бессмысленного шума, за ним – шаги и голоса других людей, гул машин и разговоры, доносящиеся через открытую дверь. Еще, к своему удивлению, я слышу пение птиц.

– Извини, – шепчу я.

– Ты можешь сесть? Принести воды? – Я разлепляю глаза и вижу, что Вита склонилась надо мной, а ее волосы скрывают меня от людей, столпившихся вокруг.

– Мне уже лучше, – говорю я. – Ты можешь попросить их уйти?

– Нечего тут глазеть! – Вита прогоняет их, словно стаю гусей. – Голова разболелась, подумаешь. Идите смотрите на произведения искусства! Мо, поможешь?

– Так, сынок, я с тобой, – слышу мужской голос, чувствую, как меня подхватывают. Вита сжимает мою ладонь. Каким-то образом я оказываюсь в кресле в другой комнате, темной и прохладной. Кто-то – Вита – дает мне в руку стакан воды. Когда у меня не получается его удержать, она обхватывает мои пальцы своими и подносит стакан мне к губам. Спокойная прохлада воды разливается по всему телу.

– Ты как, приятель? – Я фокусирую взгляд на мужчине в форме охранника. У него длинная борода и добрые глаза. – Вызвать тебе скорую?

– Нет, – отвечаю я достаточно громко. Это прогресс. – Правда, не надо. Не хочу тратить время в больнице, раз мне уже лучше. Извините за доставленные неудобства.

– Все нормально, друг, – заверяет меня Мо. – Пустяки. Мне как-то пришлось выпроводить мужчину, который удовлетворял себя перед картинами с обнаженными женщинами.

– Мы можем тебе чем-то помочь? – спрашивает Вита, присевшая рядом. Позади нее мерцают черно-белые экраны с изображениями выставочных залов.

– Вы уже мне очень помогли, – уверяю я ее.

Дверь открывается, тьму прорезает яркий луч света, и к нам заходит очень элегантная женщина.

– Что случилось? – встревоженно спрашивает она Виту.

– Уже все нормально. Бену просто стало нехорошо. Он подозревает, что перегрелся.

Женщина, видимо, начальница Виты, наклоняется, чтобы посмотреть на меня.

– Вы уверены, что вам не нужна медицинская помощь? – спрашивает она.

– Уверен, но все равно спасибо. Чувствую себя немного глупо. Взрослый мужчина, а забыл выпить воды.

– Вита, побудь с ним, пока это не пройдет, – говорит она. – Я отправлю кого-нибудь из кафетерия принести воды и чего-нибудь перекусить.

– Я тоже отойду ненадолго, – говорит Мо и закрывает дверь. Мы остаемся вдвоем.

– Спасибо, Вита, – шепчу я. – Сначала я заявляю, что могу умереть в любую секунду, а потом и впрямь оказываюсь на грани смерти. Обычно я не разыгрываю такую драму.

– Тебе не за что извиняться. Я рада, что была рядом и смогла помочь. – Ее сердцевидное лицо очень серьезно, в темных глазах плещется беспокойство.

– Ты правда очень помогла. Мне, наверное, пора. – Мне отчаянно хочется уйти так, чтобы она, смотря мне вслед, видела обычного тридцатилетнего