Ребёнком, знающим и даже любящим своего отца.

Дочерью, будущим подтверждением увядающей красоты матери.

Она ненавидела её за всё.

С той же силой, с которой ненавидела саму себя.

Он ненавидел ее мать за вынашиваемый ею недостаток.

Надо же, ни разу в жизни не видел её вживую, эту чужую ему женщину, не проронил вместе с ней ни слова, но уже жалел и любил!

И ненавидел выносившую её мать за главную проблему её здоровья.

За единственность её почки.

Но за этот же недостаток он её и любил.

Во врождённом несовершенстве она была похожа на него.

Уродство – её главная характеристика.

Уродство притягивало его.

Он любил её уродство.

Он любил её.

Не подозревая, что любовь эта не предназначалась ей.

Но адресовалась её матери.

Он искал, он жаждал материнской любви.

Пусть даже воплощённой в ненависти.

Главное – не пробуждать равнодушие.

Главное – не быть никому не нужным отходом.

Главное – просто быть.

Он шёл к исполнению последнего в его жизни задания как на праздник. Скоро, скоро разорвавшееся в клочья тело превратит в пыль, в прах, в ничто терзающие душу чёрные чувства.

В существование души он не особо верил.

Какой, скажите, душой обладает мать, отказавшаяся от своего ребёнка?

И где, в котором месте находится душа у террориста, готового злорадно уничтожить сотни ни в чём не повинных людей? Явно не в груди и не в голове.

Он, например, не замечал за собой способности искренне, чисто, без примеси злобы, любить. Да и думать особенно не умел, а научиться не стремился.

Наверное, душа у террориста находится в заднице. Иначе откуда берётся это адское желание на…ть на окружающий мир?

Он почти радостно ухмыльнулся. Скоро, скоро всем мучениям придёт конец.

И наступит новая, счастливая жизнь.

У неё. У той девушки, на счёт которой он перечислит все полученные за теракт деньги.

Пусть живёт и наслаждается восходами и закатами. Рожает детей.

Уж она-то ни за что, ни за какие доллары не прервёт чужую жизнь. Не откажется от ребёнка.

Он шёл к финалу собственного бытия почти совершенно счастливым.

Откуда ему было знать, что данное счастье явилось отголоском откупа, совершаемого им за почти содеянный грех?

За грех своей матери, однажды оставившей его без родной любви и ласки, на попечение равнодушным и чёрствым людям.

Воистину, дети расплачиваются за грехи родителей.

Он не думал о справедливости данного закона.

Он есть, был и будет в мире, миллионы лет существовавшем и ещё столько же просуществующем без него.

У них разные дороги, у него и мира.

Дорога словно была создана из рытвин и камней. Он бежал по ней, спотыкаясь на каждом шагу.

Странно, ведь тротуар недавно выстелили заново. Запах свежего асфальта возбуждал и без того взведённые до предела нервы.

Чего нервничать-то? Ответ на вопрос витал вокруг головы незримой, но неприятно навязчивой тенью.

До того навязчивой, что порой ему казалось, что слева по тротуару скачет не одна, а целых две тени.

Споткнувшись в очередной раз, он упал на колено, разодрав брюки. Из дыры поползла струйка алой крови.

Но ни кровь, ни боль, ни испорченный наряд не вызвал в нём какого-либо отклика.

А вот вид тени двурогой, прицепившейся к его собственной, напугала почти до полусмерти.

Перекрестившись, он кинул опасливый взгляд влево.

Чужая тень исчезла. Но холодный ветер, с внезапной яростью бросившийся в лицо из пекла летней жары, заставил вскочить на ноги и опрометью кинуться вперёд.

Он бежал так, словно на кону стояла сама его жизнь.

Словно это мог быть последний забег по дороге материального мира.

В существование души он верил. Но очень боялся признаться себе, что куда больше верил в существование не Бога, а дьявола.

Потому что никогда не хотел действительно любить сотворимый Им мир.

Но ненавидел с превеликим, почти извращенским удовольствием.

Как можно любить мир, в котором собрано столько страданий и боли?!

И кто является настоящим творцом царящего в мире мрака и хаоса?

Конечно, не Бог.

А он всегда боялся смерти.

И поэтому глубоко в душе давно примкнул к истинному хозяину ада на Земле. К олицетворению смерти. Хочешь победить страх – загляни ему прямо в лицо!

Он не знал лица выбранного им Хозяина.

Но служил ему безотказно.

А это было лёгкое и приятное служение! Играть в любовь, притворяться праведным.

Наращивать гордыню.

Наслаждаться запретными плодами мира под прикрытием благих дел.

Но вот только он не понимал, отчего сегодняшний путь был настолько труден.

Обычно каждый новый день оказывался легче и приятнее предыдущего.

Хозяин отвернулся от него?

За что?

Сердце разрывалось от ужаса при каждом новом спотыкании.

Что-то идёт не так.

И чтобы вернуть вдруг утраченную благосклонность Хозяина, он был готов совершить любое деяние.

Зло во имя блага.

Справедливо. В этом мире у каждого своя правда и у каждого своё благо. Как и зло каждый понимает по-своему.

Хаос и тьма – удел мира эгоизма и бесконечного самооправдания.

Учитель накажет его, непременно накажет. Предвкушение сладостной боли гнало его вперёд.

Он сделает своё дело. Так же небезупречно, как и раньше.

Так же наказуемо. Предсказуемо наказуемо.

Зона личного комфорта, из которой он ни за что не желал выбираться.

Даже под угрозой по-настоящему болезненного наказания. Особенно по этой самой причине.

Почему? Иногда физическое насилие лучше всего прочего помогает подавить боль душевную.

А душой он не любил болеть никогда.

Душа у него есть, он это чувствовал. Но отчего-то она постоянно проявлялась только в моменты наивысшего страдания.