— А может, ровно в девять её большие тыквы должны превратиться в сушеные груши?

Они громко засмеялись.

Максим тоже встал и пошел к дверям, услышав вслед:

— Похоже, это заразное…

Таня шла быстро, не оборачиваясь, и ему пришлось прибавить шаг, чтобы догнать её у перекрестка.

— Давно мечтаю побывать в Твери, — сказал он, преграждая ей дорогу. — Это красивый город?

Крепко прижав к себе сумочку, она отпрянула, но, узнав его, попыталась обойти.

— Оставьте меня в покое! Я тороплюсь! Я все равно не собираюсь возвращаться, не теряйте зря время!..

Он пошел рядом с ней.

— Я тоже не хочу возвращаться. Давай просто погуляем. Вдвоем.

Она шагала, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой.

— Сегодня отличная погода. У тебя красивый профиль. Нам обязательно идти так быстро?

Она немного сбавила шаг. Потом достала сигарету и закурила.

— Интересно, вам самим не надоело всё это?

— Что именно? — поинтересовался он.

— Ну, всё. Как вы живете. Вы почему-то уверены, что вы особенные, чем-то лучше остальных людей… А ведь на самом деле вы все просто наглые папенькины сыночки. Сами по себе вы ничего не стоите. Без родительских денег и машин, без тепленьких местечек. Вы даже на хлеб себе не сможете заработать, если вас оставят без вечной опеки.

Её лицо горело негодованием, и Максиму это почему-то ужасно нравилось.

— Может быть, найдем какое-нибудь спокойное место и обсудим этот непростой вопрос?

Она остановилась посреди улицы.

— Спасибо, я отлично знаю, чем заканчивается ваше «спокойное место»! Мне рассказывали, что было две недели назад.

— А мне не рассказывали. Я только вчера только прилетел из Мексики.

Взглянув на него как внезапно разбуженный человек, она пожала плечами.

— И что? Твои друзья тебе ещё не успели похвастаться? Как они танцовщиц из «Килиманджаро» завезли на дачу и издевались над ними два дня? Одной волосы обрили наголо… И так далее. А потом выкинули на трассе в пять часов утра. И им за это ничего не будет, потому что девчонки, конечно, в милицию не пошли…

Волосы у нее были нежного золотистого цвета, а тонкий пушок на щеках служил доказательством естественной природы этого золота.

— Хочешь, я прочту тебе стихи? — предложил Максим.

Она остановилась посреди тротуара.

— Ты как отзвук забытого гимна в моей темной и дикой судьбе… О, Кармен! Мне печально и дивно, что приснился мне сон о тебе.

Прохожие оборачивались на них, некоторые улыбались.

— А ты, оказывается, тот ещё псих! — воскликнула она, тоже не сдержав улыбки. — Ладно, пойдем уж лучше в кафе, а то нас в обезьянник заберут. Только я сама за себя заплачу, ясно? И не воображай, что ты меня покорил. Мне вообще нравятся взрослые мужчины, а двадцатилетних мальчиков я не люблю, у них мозгов нет.

Максим посмотрел в её синие глаза и решил, что не слишком удачно выбрал стихотворение.

Дитя слепого старца, Антигона,

Куда пришли мы, в град каких людей?

Софокл

Решение отца о реструктуризации холдинга поразило Марьяну как своей неожиданностью, так и ничем не оправданной несвоевременностью. Она привыкла безоговорочно доверять отцовской интуиции во всем, что касалось бизнеса, но в этот раз впервые его авторитет готов был пошатнуться.

Высказать свои опасения вслух она не могла, зная, что отец никогда не признаёт своей неправоты и в ответ на критику только измучит её гневным молчанием и недовольством. Вдобавок её удерживала гордость — она привыкла к тому, что последние несколько лет любое важное решение отец в первую очередь обсуждал с ней, и теперь её самолюбие было болезненно задето.

Поэтому воображаемые диалоги с отцом, которые она постоянно вела, приобретали всё более напряженный тон. «Эта ошибка может обойтись нам очень дорого, — повторяла она, поливая цветы в оранжерее, которой уже много лет занималась сама. — Я чувствую — всё пойдет совсем не так, как ты задумал, и кончится провалом. Прошу тебя, откажись от этой затеи. Оставим всё как есть, и просто будем работать ещё больше. В конце концов, у меня тоже есть право голоса в компании, и я категорически против этого раздела, который ты затеял так внезапно, никого не информировав».

Октябрь выдался ясный и теплый, и деревья в парке стояли совсем зелеными, только клены нарядились в алые и желтые листья. На выходные отец пригласил Сирожей, Сергея Сергеевича с младшим сыном, и, в довершение ко всем тревогам, Марьяна снова ощущала неловкость своего положения несватанной невесты.

Антон Сирож, рыхлый полнеющий блондин, был на четыре года моложе её, но уже успел развестись с первой женой (как объясняли — из-за того, что та не могла иметь детей). Считалось, что он ухаживает за Марьяной, хотя они встречались только на каких-то общественных мероприятиях или семейных праздниках, где едва говорили друг с другом. И в этот раз всё шло по обычному сценарию. После ужина отец и Сергей Сергеевич поднялись в кабинет, а Антон уселся к камину, закурил сигару и погрузился в чтение журнала «Катера и яхты». Марьяна, любившая вставать и ложиться рано, ушла спать. К завтраку младший Сирож не вышел, появившись в гостиной только в одиннадцать, и сразу отправился с Максимом в гараж осматривать лодку и снегоход. Марьяне же пришлось показывать оранжерею неотвязчивому Сергею Сергеевичу, который к месту и не к месту сыпал простонародными пословицами.

Когда к полудню приехал Георгий, раздражающе изысканный в своем светлом льняном костюме, в серых замшевых туфлях, Марьяна поймала себя на том, что и рада, и не рада его появлению.

Ей совсем не хотелось разбираться в природе того почти неприязненного беспокойства, которое с недавних пор вызывал в ней Георгий. Она предпочитала принять первое лежащее на поверхности объяснение этому чувству: муж покойной сестры вдруг занял главное место среди доверенных лиц отца, оттеснив её, Марьяну, от трона. Она предполагала, что здесь зреет какая-то интрига, направленная против неё, и не могла скрыть обиды. Но за чашкой травяного чая на освещенной солнцем веранде, оглядывая украдкой Георгия — костюм, шелковый галстук, туфли, плотно и мягко облегающие ногу, — она вдруг осознала, что мучается ревностью к той тайной посторонней силе, из-за которой он уже несколько недель излучал молодое, сияющее самодовольство.

Она уже знала, что в Испании Георгий принимал «своих» гостей — компанию представителей чиновничества и бизнеса, объединенных общим пороком, о котором не принято было распространяться вслух. Она знала также, что многие из этих людей женаты, имеют детей и вполне ловко маскируют свои пристрастия, тогда как другие открыто бравируют отклонениями от нормы. То, что Георгий являлся активным членом этого сообщества, было принято объяснять интересами бизнеса, который не разбирает запаха денег. Но Марьяна уже давно не верила этому объяснению, хотя не могла до конца поверить и в то, что Измайлов принадлежит к породе тех неполноценных мужчин, которых влечет к другим мужчинам.