Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она чувствует, как трещит под ними тонкий лед, и понимает, что если сейчас она тоже окажется в воде, то парням на берегу придет конец, и Буч в машине, и Марек – дома… В общем, умирать ей сейчас никак нельзя, и она тащит тонущего из воды, и он, глядя ей в лицо синими, как лед, глазами, тянется ей навстречу. Ника тащит его за мокрую куртку, и он наконец весь оказывается на льду, и берег – вот он.
– Поднимайся, я не донесу тебя!
Он пытается встать на ноги, и у него получается, Ника сдирает с него вымокшую куртку и тащит к машине. Он как-то идет, но больше просто виснет на ней, и Ника думает о том, что если сейчас он влезет в теплую машину с работающей печкой, тут ему и конец придет.
– Давай, снимай одежду!
Он непонимающе смотрит на нее, а Ника дергает его ремень, тащит за пуловер, обледеневшая ткань трещит и упирается, но она стягивает со спасенного все до нитки и растирает его снегом.
– А то сейчас сядешь в натопленную машину и глюкнешь.
Открыв дверцу, она немного охлаждает салон и толкает мужика внутрь.
– Сиди, грейся, у меня тут кот, смотри не придави!
Достав из багажника спортивный костюм Марека и клетчатый походный плед, она бросила все в салон.
– Надень, а то голый не согреешься.
По уже протоптанной колее идти легче. Ника ухватила под руки парня, которого ей подали первым, – светлые волосы слиплись от крови и заледенели, но он дышит, и Ника волоком тянет его в машину.
– Открой дверцу! Эй, ты меня слышишь? Открой гребаную дверцу, мать твою, и подвинься! – кричит она сидящему в «Хонде».
Его руки плохо слушаются, но он смог открыть дверцу и даже помочь Нике втащить в салон второго парня.
– Сидите, там еще один. Осторожно, у меня тут кот!
– Я вижу…
Буч сидит на спинке пассажирского сиденья и с интересом наблюдает за происходящим.
Ника захлопнула дверцу и побежала обратно. Парень, который остался, уже открыл глаза и пытается встать. Его лицо разбито, но глаза смотрят осмысленно, и он пытается что-то сказать Нике, но ей не до разговоров.
– Поднимайся, я не утащу тебя! Вставай, если можешь, и перестань мычать и дергаться!
Парень не может встать, его нога вывернута под странным углом.
– Вот черт подери, у тебя, похоже, перелом! Лежи смирно, я потащу тебя! Да не брыкайся, ты, лишенец, все уже в машине, ты последний!
Дотащив его до «Хонды», Ника открыла пассажирскую дверь и, с трудом оторвав парня от земли, усадила его, потом переставила его ноги в салон. Вывернутая лодыжка скоро станет зверски болеть, Ника понимает это, а потому достает аптечку и колет парню противошоковый препарат и обезболивающее.
В салоне пахнет кровью, мокрой одеждой, чужими людьми и пережитым страхом. Ника достает из бардачка флягу с самодельным горлодером и бросает ее на колени мужику в костюме Марека, потому что вид у него как у ожившего покойника.
– Хлебни-ка.
Кровь из головы парня на заднем сиденье снова течет, и Ника выходит из машины, достает из багажника полотенце.
– Вот, голову ему оберни.
Минуту подумав, Ника достает из багажника лопату и веник и тщательно ровняет место происшествия – благо, снега навалило. Если не присматриваться, то и не видно, что здесь кто-то топтался. Потом, морщась от отвращения, подбирает обледеневшую одежду своего пассажира, которую впопыхах бросила в снег, и вместе с инвентарем кладет в багажник. Нырнув в салон, Ника укутывается в полушубок, жалея о том, что не может глотнуть из фляги и согреться.
– Все, поехали.
Буч уселся на ее плечо, Ника сдала назад и осторожно въехала на дорогу. Теперь главное – не перевернуться, груженая машина на такой трассе и тормозит дольше, и вообще едет по-другому. Им осталось пятьдесят километров, но надо их проехать, да и куда всю эту гвардию девать потом? Парни оба нуждаются в помощи, один в сознание так и не пришел.
– Лариса, привет. Знаешь, тут такое дело…
Ника очень не любит просить о чем-то именно Ларису, потому что та всегда занята, но в данный момент деваться некуда, парню с пробитой головой совсем плохо, а у этого, с переломом, сейчас пройдет адреналин, и ногу свою он очень почувствует.
– Куда вы нас везете? – Голос у мужика хриплый, и дышит он через раз.
– Я – Харон, перевожу упокоившихся граждан через Стикс. Не узнал? – Ника хмыкнула. – Правильно сделал. В больницу я вас везу, вот куда, парнишке твоему совсем плохо, а у этого нога сломана, к гадалке не ходи, сейчас отойдет маленько – и мы услышим, как ему больно.
– Но…
– Молчи и не мешай, я замерзла, устала, я постфактум в ужасе от мысли, что могла утонуть, а у меня ребенок и кот ценной породы, вот сидит, и запахи от вас мне не нравятся. Еще и дорога, блин, как каток, матьвашучереззаборпоперек, и…
– Ты всегда так ругаешься?
– А… ну да. Бывает, что ругаюсь.
Ника думает о том, что сейчас по трассе проехать будет достаточно сложно – она тащится за фурой, впереди еще несколько ползут со скоростью улиток, встречка забита. А парень с поврежденной головой, похоже, очень плох, да и этот, с переломом, уже стонет сквозь зубы от каждого толчка машины, а то ли еще будет!
Есть другая дорога – она объездная, узкая, через поля, и фуры по ней не ездят, но в каком она сейчас виде? А ведь если поехать по ней, то можно выскочить на городскую дорогу почти рядом с больницей.
– Ну, была ни была…
Ника сворачивает на объездную дорогу. Кто-то проехал здесь, и не раз, Ника обрадованно выжимает педаль газа – летом тут грунтовка, и ехать – себе дороже, но сейчас все ямы и колдобины занесло снегом, дорога ровная и укатанная, правда, если навстречу попадется машина, будет не разъехаться, и потому Ника торопится.
Каждая минута приближает ее к Александровску – ей надо домой, к своему ребенку, ей надо избавиться от чужих людей и вымыть машину. И просто нужно успокоиться, потому что там, на пруду, было очень страшно. Правда, страх отчего-то пришел сейчас, и это очень глупо с его стороны, потому что пруд остался далеко позади.
* * *
На повороте человек с винтовкой мерзнет в засаде. Фуры идут одна за одной, кое-где уже начали проскакивать легковушки – тянутся вслед за фурами, глотая выхлопы. Но той машины, что он ждет, нет. Чертова корова вывернулась накануне, подставив его напарника под полицейское разбирательство и кулаки дальнобойщиков, теперь же и вовсе куда-то подевалась, а ведь сейчас можно выполнить заказ в полном объеме – главное, дождаться. Дорога здесь одна, и деться ей некуда.
Оживает телефон. Человек, чертыхнувшись, принимает вызов, минуту слушает, потом, досадливо сплюнув на снег, идет туда, где его ждет машина. Объект изменил маршрут – кто бы мог предвидеть? Но это случилось.