в Бухарест, войска наши расположились на тесных квартирах, и первые три месяца мука, крупа и дрова доставлялись от края за установленную плату; фураж, порции, соль, уксус и перец войска покупали, по прежнему, по утвержденным ценам.

Этот способ довольствия продолжался до 1-го октября. Командующий войсками, узнав, что жители обременяются поставками, изменил его, и решился заготовлять провиант посредством публичных торгов в департаментах внутренних дел княжеств.

Глава пятая

Намерения и действия русского двора. – Посредничество четырех держав в деле России с Турцией. – Нота Венской конференции. – Россия принимает ее безусловно. – Турция делает в ней изменения. – Политика лорда Стратфорда-Редклифа. – Большой совет в Константинополе. – Политика английского кабинета. – Искусственные и насильственные действия ее. – Посреднические державы поддерживают Турцию. – Объявление войны со стороны Порты. – Манифест Государя Императора.

При занятии русскими княжеств Валахии и Молдавии, в них осталось все по-старому – и образ правления и положение жителей. Командующий войсками, еще до перехода через Прут, предложил господарям, через посредство нашего генерального консула, остаться во главе управления, по-прежнему, или выехать, куда пожелают. Они предпочли первое. Начальнику валахской милиции объявили, чтобы в случае нападения на нее турок, она ни в каком случае не вступала с ними в бой, но отходила бы к русским отрядам, которым приказано было прикрывать ее.

Русским отрядным начальникам строго подтверждалось не переходить на правый берег Дуная; если же турки появятся на левом берегу, то предварительно посылать к ним парламентера, и только в случае упорства оставаться на занятой нами стороне, прогонять их за Дунай, если они будут не в значительном числе; в противном случае, отступать к главным силам. Плавание по Дунаю оставалось, по-прежнему, свободным для всех судов, не исключая и тех, которые следовали под турецким флагом. Таким образом, ничто с нашей стороны не нарушало ни прав, ни мирного положения страны.

Между тем, в Европе не переставали разглашать о завоевательных видах России и приписывать ей такие намерения, которых она, конечно, никогда не имела. Людям, привыкшим к сфере постоянных волнений и политических беспорядков, потрясавших в последнее время Европу, тяжело было бездействие наступившего мира, и они с радостью схватились за представившийся предлог к нарушению его. Распространяли слухи, что войска наши безостановочно пойдут к Адрианополю, что мы намерены сделать высадку где-нибудь выше Босфора и, угрожая Константинополю, покончить дело с Турцией решительным ударом, прежде чем Европа успеет что-нибудь предпринять против нас. Действительно, это легко было бы сделать вслед за посольством князя Меншикова, потому что в то время во всей Болгарии не было более 25,000 или много 30,000 турецкого войска, рассеянного на большом пространстве по крепостям. Но уважение к политическим правам каждого государства, как бы оно слабо ни было, не могло допустить Императора Николая I к подобной внезапной, насильственной мере. Войска наши оставались в бездействии, в том незначительном числе, в каком пришли в княжества; дипломатические переговоры продолжались; русский двор, веря в их искренность и избегая войны, не думал о тех чрезвычайных вооружениях, которые сделались неизбежными впоследствии. Не так понимали эти переговоры союзные державы.

Венский кабинет предложил свое посредничество в С.-Петербурге и Константинополе. Франция и Англия присоединились к нему. Сама Пруссия, в качестве державы, подписавшей трактат 13-го июля 1841 года, приняла участие в переговорах. Конференция четырех держав происходила в Вене. Между многими предложенными проектами для примирения и соглашения наших справедливых требований с мнимым достоинством и независимостью Турции, был принят Венской конференцией проект ноты, составленной французским кабинетом, с незначительными изменениями, сделанными австрийским министром. Между тем, лорд Стратфорд-Редклиф работал в Константинополе и возбуждал против нас враждебное направление министерства. Венская конференция, однако, осталась при своей ноте, которая 20 июля/1 августа была отправлена в С.-Петербург.

Император Николай I, уважая действия союзников и столь, по-видимому, общее стремление к водворению в Европе мира, принял безусловно и немедленно этот дипломатический акт, с тем, разумеется, чтобы и Порта приняла его без всяких изменений. В таком случае Император соглашался на приезд турецкого посланника в С.-Петербург. Но в это время в Турции происходило странное явление.

Еще в начале июля, английский посол Стратфорд-Редклиф настаивал в Константинополе, чтобы был собран Большой Совет, для рассмотрения несогласий с Россией. Он был наперед убежден, что этот Совет, под влиянием зятя султана, Мехмед-Али, который был в то время всесилен в Турции и заставлял дрожать сам трон султана, возбудив фанатизм софтов[29], – под влиянием человека, вполне преданного старым началам Турции, и потому имевшего сильную поддержку в улемах, что Совет этот, конечно, не будет благоприятен делу мира, особенно, если его предложат в известных формах и в выражениях, противных закоснелым убеждениям старинных фанатиков. Английскому дипломату удалось, наконец, достигнуть своей цели. Нечего и говорить в чем состояло решение такого Совета. Оно было тем еще нужнее для политики Редклифа, что его подписали все значительные люди Турции и, таким образом, сами себе преградили всякую возможность действовать, впоследствии, в пользу мира. Решение Совета было напечатано. В какой степени было чистосердечно мнение подписавших его, заметим, что в числе их находится имя старого Хосрева, который, с самого начала вопроса, не переставал советовать окончить его миролюбиво.

Спрашивается, каким образом английский кабинет мог одобрить поведение своего представителя, стремившегося явно к целям, противным той политике, которой, по крайней мере по наружности, следовали в Лондоне. Но для объяснения этого необыкновенного в дипломации поступка, да позволено будет сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о политике Англии.

Между тем как сен-джемский кабинет, среди грозных вооружений, все еще старался уверить Европу в своих миролюбивых намерениях, в парламенте и публике обнаруживались ясно его настоящие виды. В журналах стали твердить, что для Англии выгоднее поддерживать Турцию, чем Россию, потому, между прочим, что первая потребляет более ее мануфактурных изделий, чем последняя. Вообще, должно заметить, как бы ни была блестяща политическая теория в Англия, но если вы возьмете на себя труд исследовать, анализировать ее, то убедитесь, что в основе ее все-таки лежит хотя немного хлопчатой бумаги.

В Англии не только благосостояние государства, но его могущество, его политическое существование основаны на чрезвычайном развитии торговли, поддерживаемой могущественным флотом, на огромных капиталах, на предприимчивости и спекулятивном духе граждан, на производительных силах как рук человеческих, так и машин. Блестящая реформа Пиля дала чрезвычайный ход этому развитию и поддержала рабочий класс в Англии, нисходивший постепенно до самого жалкого положения. Последователи этого государственного человека, казалось, нашли все средства к дальнейшему развитию его системы исчерпанными глубоким умом своего предшественника; они взялись за меры искусственные, меры